По крыше дождь уже не стучал, а лил шумно и грозно.
— Разверзлись хляби небесные, — прошептал Ной в
благоговейном ужасе. — Никогда еще такого не было…
Хам спросил в изумлении:
— Неужели вправду будет потоп?
Яфет спросил с недоверием:
— А ты не верил?
— Нет, — признался Хам.
— А почему же строил?
— Вы же таскали бревна, — ответил Хам с
ухмылкой, — как ишаки. Разве могу братьев оставить?.. Я ж вас люблю,
баранов эдаких… Да и отец велел, а я послушный сын…
Он ухмыльнулся еще шире, показывая, что он, конечно, не
какой-нибудь послушный дурак, а помогал строить ковчег вовсе не потому, что
отец велел, а так вот, захотелось — и рубил лес, тесал бревна, таскал на
площадку и прилаживал к другим бревнам.
Воздух оставался теплым и влажным, Хам не выдержал и
выскочил с ликующим криком, заплясал под падающей с неба странной водой.
— Как здорово! Что это за чудо? Неужели это и есть
потоп?
— Это пока только дождь, — проговорил Ной с
крыльца, он чувствовал растерянность, то и дело поглядывал вверх. — Его не
было сто сорок лет. Потому ты и не знаешь, что это такое…
Яфет и Сим тоже вышли к отцу под навес на крыльцо. Оба
смотрели с жадным удивлением, к ним выбежали и жены. Даже Ноема появилась и
смотрела с тихим восторгом, как на земле начали собираться первые лужицы.
Хам скакал, прыгал, веселился, вскидывал ликующее лицо к
небу.
— Как здорово!.. Как замечательно!.. Идите все сюда!
Яфет сбежал с крыльца, Сим посмотрел на отца и, не получив
запрета, присоединился к братьям. Пугливые их жены не решились последовать за
мужьями, наблюдали за ними с боязливым восторгом.
А братья носились перед домом, прыгали, расплескивая лужи,
наслаждаясь новыми ощущениями. Хам то и дело вскидывал лицо к небу и, счастливо
щурясь, раскрывал рот пошире и ловил живительные капли. Яфет и Сим хлопали друг
друга по блестящим от воды плечам и спинам, что-то орали весело и ликующе.
Ной то и дело поглядывал на небо.
Дождь все усиливался.
И шел он сорок дней и ночей. Обыкновенный теплый летний
дождь. Ной видел, как люди выбегали даже из города, радуясь дождю, устраивали
под падающими с неба струями пляски.
На десятый или пятнадцатый день, Ной уже не помнил, пришел
очень довольный Ханнуил, запыхавшийся, мокрый и почти до пояса в грязи.
— Так это и есть твой потоп? — провозгласил он
весело с порога. — Ной, это же долгожданный дождь, которого мы так ждали!
Ной заметил осторожно:
— Не много ли воды?
Ханнуил энергично замотал головой.
— За сто сорок лет его столько накопилось в небе!
Теперь пока не выльются все запасы… Но это дождь, Ной. Он не затопит мир.
— Господь сказал, — ответил Ной, — что Он
наведет на мир потоп. И вода покроет даже вершины гор на пятьдесят… или
сколько-то локтей.
Ханнуил хмыкнул недоверчиво:
— На пятьдесят? Зачем так много?
— Чтобы нефилимы и стокимы не спаслись, — пояснил
Ной. — Когда до них дошла весть о потопе, они смеялись: мы, дескать,
встанем на вершины гор, и никакая вода не покроет наши головы!
— Господь предусмотрителен, — согласился Ханнуил
весело. — Но даже за сто сорок лет не могло накопиться столько дождя.
Ной спросил невесело:
— Ты сомневаешься в возможностях уничтожить мир Того,
Кто его сотворил?
Ханнуил хохотнул:
— Ломать проще, признаю! Но я вообще не уверен, что
этот мир кто-то создавал. И вообще… Говорят, что богов уже много! В лесу живут,
в речках, в болотах…
Ной отшатнулся. На лице его было такое отвращение, что
Ханнуил расхохотался, поднялся и ушел, только на пороге обернулся и сказал
тепло:
— Хороший ты человек, Ной. Не очень умный, но… хороший.
Глава 7
На сорок первый день струи воды все еще падали с неба, но
сами тучи ужасающе грозно и неотвратимо темнели. Наконец стали совершенно
черными, и уже самые беспечные из людей с тревогой и страхом смотрели вверх.
Затем чернота неспешно уступила грозной лиловости и даже
темно-багровому оттенку, словно в тучах созревал огромный нарыв. Постепенно
этим нарывом, нависающим над миром, стало все небо от края и до края.
На землю пал зловеще-багровый отсвет гниющего мяса. Струи
дождя стали похожи на сукровицу пополам с кровью.
Ной вздрогнул, когда мощно и властно прозвучал Голос:
— Пора, Ной.
— Слушаю, Господи, — прошептал Ной. — Что
велишь?
— Бери семью и уходи на ковчег.
— Хорошо, Господи, — ответил Ной послушно. —
Как велишь. А… все эти люди… Они… остаются?
Он вздрогнул сильнее, когда Голос ответил с яростью и
гневом:
— Настанет день… День Страшного суда!.. Я подниму всех
из могил, даже если и сами могилы будут развеяны ветром. И пусть от человека не
останется даже костей, но восстанут все на Мой Суд. И всяк будет отвечать за
дела и поступки свои. И всяк будет наказан или вознагражден. Но только из этого
поколения никто… никто!.. не воскреснет. Да будут они забыты все, ибо грехи их
и преступления настолько велики, что…
Голос оборвался. Ной выждал в смятении и трепете, потом
повернулся и закричал:
— Ноема!.. Собирай детей, все уходим на ковчег!
Ноема выбежала из другой комнаты, встревоженная, в глазах
медленно угасала надежда.
— Навсегда?
— Ноема, со мной говорил Господь.
Она тяжело вздохнула.
— Значит, не простил…
— У них был шанс, — огрызнулся Ной. — Даже
сейчас еще есть!
— Но если мы уходим на ковчег…
— …как уходим, — крикнул он, — так можем и
вернуться! Я лучше переживу стыд и насмешки, чем увижу, как мир гибнет. Вещи
все на ковчеге?
— Да, Яфет и Хам только что перенесли туда кузницу, а
Сим еще вчера разложил там столярные и вообще все инструменты…
— Тогда нам здесь больше делать нечего!
С неба уже не капли падали, а лились багровые струи, похожие
на толстые веревки. Иногда приходилось идти буквально сквозь водяную стену,
недобро подсвеченную красным, словно близко бушевал лесной пожар.
Наконец из водяной пелены выступили очертания ковчега. Ной
ускорил шаг, дверь в стене открылась со скрипом, хотя совсем новенькая, все
ввалились вслед за Ноем, Яфет сразу же повел носом и сказал с чувством:
