Глава 11
Ангелы, подражая птицам, слетелись в огромную стаю. И хотя
одни держались обособленно, как настоящие птицы, другие благодаря бестелесности
легко проникали друг в друга, и нередко в одном месте находилось сразу несколько
десятков или даже сотен ангелов, все же выглядели большой птичьей стаей, что
покружила над садом, потом выбрала широкую поляну и опустилась на траву.
Люцифер горячо и взволнованно заговорил еще до того, как его
ступни коснулись земли:
— Адам как-то сказал, что мы, ангелы, не меняемся. Но
он ошибся. Мы не менялись до тех пор, пока не был создан человек. Он своеволием
и упорством, когда дерзал противоречить даже Господу, изменил и нас. Мы по воле
Господа все видим и все слышим, но в нас теперь западают не только слова
Господа, но и те дерзкие речи, которые ведет Адам…
Михаил сказал предостерегающе:
— В Адаме есть частица Господа. Потому его речи тоже
находят в нас отклик.
Гавриил проворчал:
— Лучше бы не находили. Отыскивайте в себе то, что
пробудили слова Адама, изгоняйте, выжигайте так, чтобы и намека не осталось!
Мы — безгрешные, мы всегда правы, мы никогда не ошибались, а Адам
постоянно делает ошибки, оступается, грешит, противоречит самому Господу,
который изначально всегда прав и непогрешим в делах и суждениях!
— Да, — подтвердил Михаил, — Всевышний всегда
прав, ибо ему ведомо прошлое, настоящее и будущее. Адам — не прав, ибо это
всего лишь животное, наделенное душой. Потому мы должны всегда внимать только
словам Господа…
Азазель, слушая внимательно, шепнул Люциферу:
— Ты заметил?
— Что?
— Они так часто и настойчиво повторяют, что Господь
всегда прав…
— Да, — ответил тот тоже шепотом. — Червь
сомнения гложет даже их бестелесные души.
— Что будем делать?
— Думаю, пора объявить не только о наших желаниях, но…
и о наших целях.
Люцифер вспыхнул золотым огнем, словно солнце, и исчез.
Азазель со злорадством посмотрел в сторону группы ангелов во главе с Михаилом.
Земля должна и будет принадлежать ангелам! Но… не всем.
Под сенью деревьев восхитительно, пахнет сладко и свежо,
весело порхают крупные бабочки, в листве распевают во все горло птицы. Кошка
убежала, только пес прыгал вокруг Адама и Евы, выражая Адаму свою любовь и
преданность, а Еве дружбу и покровительство.
Адам вертел головой по сторонам и, не решаясь донимать
вопросами Творца, уловил момент, когда вблизи промелькнул архангел Рафаил,
крикнул:
— Погоди, у меня к тебе вопрос!
Рафаил тут же возник перед ним и отвесил вежливый поклон.
— Слушаю тебя, владыка этого чудесного сада.
Адам сказал поспешно:
— Все животные говорить не умеют, но я встретил Змея, а
тот и говорить умеет, и вообще…
Он смешался и умолк. Рафаил расправил крылья, будто
собирался взлететь, но неторопливо и бережно сложил на спине, Адам слышал, как
они шелестят, укладывая перья.
— Он умеет, — подтвердил Рафаил.
— Но Змей, — сказал Адам с обидой, —
отказался со мной разговаривать! Я не понимаю, вроде бы ничем его не обидел…
Рафаил покачал головой.
— Не обидел, но… он обижен. Происхождение Змея тайна и
для нас, ангелов. Мы можем только догадываться. Видимо, Творец уже тогда
намеревался создать что-то важное, но еще не пришел к окончательному выбору.
Потому создал очень совершенное животное и наделил его разумом, а потом и
возможностью говорить.
— И что случилось? Ведь что-то случилось?
Рафаил вздохнул.
— Никто не знает. Но, как нам показалось, Змей чем-то
разочаровал Творца.
— Чем?
— Знать бы!.. Но с того дня Змей удалился и ведет
достаточно уединенную жизнь. Он обижен на Творца, обижен на всех…
— А я при чем?
Рафаил развел крыльями.
— Возможно, он просто ревнует тебя.
— К Творцу?
— И к нему, и вообще… Все-таки окончательный выбор пал
на тебя. Хотя мог бы… Впрочем, не будем гадать, это может только Творец, да еще
в какой-то мере теперь ты. Будем надеяться, что Змей когда-нибудь забудет о
своей обиде и будет радоваться жизни. Ведь ему дано больше, чем всем остальным!
Цветы пахли одуряюще, Адам чувствовал, что насытился их
ароматом так, что можно обойтись без обеда, однако он на ходу срывал сочные ягоды
и бросал в рот. Когда его догнала Ева, он угостил ее, а потом терпеливо
объяснял, как их снимать с куста, отличая сладкие от кислых.
Однажды она остановилась так резко, словно ударилась о нечто
невидимое. Красивый пухлый рот приоткрылся в восторге.
— Как красиво…
— Что?
Адам обернулся, Ева неотрывно смотрела на прекрасное дерево
Познания, глаза блестели, руки прижала к холмикам груди.
— А-а-а, — ответил Адам. — Это единственное
дерево, с которого нам нельзя рвать плоды.
Она удивленно вскинула брови.
— Почему?
— Не знаю, — ответил Адам честно. — Но
Всевышний нам это запретил.
— Почему запретил?
— Не знаю, — повторил он терпеливо. — Просто
запрещено. А мы должны слушаться.
Она сказала жалобно:
— Как плохо… Дерево такое красивое… И плоды… Как они
называются? А что будет, если сорву?
— Умрешь, — ответил Адам поспешно. — Нельзя
их есть, нельзя! Нельзя срывать! Нельзя даже прикасаться к дереву.
Прикоснешься — умрешь!
Творец, наблюдавший за ними с незримой высоты, недовольно
поморщился, а Люцифер спросил осторожно:
— Ты в самом деле так говорил?
— Нет, — сказал Он с досадой. — Я запретил
только есть те плоды!
Люцифер подумал, развел крыльями.
— Значит, Адам только усилил Твой запрет? На всякий
случай. А то женщина слишком уж засмотрелась на плоды. Ничего страшного.
Наоборот, запрет будет крепче.
Творец поморщился сильнее.
— Ничего не понимаешь. К Моим запретам ничего нельзя
прибавлять. Как и убавлять. В том и другом случае они искажаются… хуже того,
появляется лазейка для зла.
— Это… как?
Творец вздохнул.
— Боюсь, скоро узнаем. Адам не должен был так говорить.
Ох, не должен…
Внизу две фигурки все еще стояли у дерева. Потом женская
опасливо отодвинулась.
