Он закрыл глаза и постарался вспомнить, кем же он был, что
делал, что творил, когда не был еще сотворен, а бегал по райскому лесу, как и
все звери, бездумно и беззаботно. В памяти пустота, самое первое, что удавалось
вспомнить, это затянутое тучами небо над головой и верхушки деревьев, когда он
открыл глаза и услышал Голос:
— Человек… Вот он и сотворен Нами…
Из пещеры донесся щебечущий голос:
— Адам, ты завтра еще рыбу поймай, хорошо? У нее,
правда, много костей, но ты научил меня выплевывать их, зато мясо очень нежное
и вкусное!..
Глава 4
Каждый день он ходил на охоту и почти всегда возвращался с
добычей. Ева поддерживала огонь и умело пекла на широких плоских камнях мясо.
Она научилась добавлять горькие травы, но с мясом они уже не казались горькими,
зато мясо становилось еще вкуснее.
Из панциря гигантской черепахи Адам сотворил посудину, в
которой держал воду. Обрадовавшись, что получилось так удобно, убил еще
несколько черепах, мясо съели, а в панцирях носил воду из реки.
Ева с любопытством следила за его разрумянившимся от
удовольствия лицом.
— Ты устал, еле на ногах стоишь!.. Ляг, отдохни.
Он помотал головой.
— Потом. Пока не забыл, есть еще одна идея…
— Что ты задумал?
— Смотри.
Он осторожно опустил панцирь с налитой до краев водой на
горячие уголья костра. Ева испуганно вскрикнула:
— Что ты делаешь? Сгорит!
— Не должно, — ответил Адам неуверенно.
— А если сгорит?
Он буркнул:
— Придумаю что-то еще. Господь как-то признался, что
немало миров наломал, пока создал наш. Ему можно — можно и мне. В конце концов,
я Его сын.
Потом он придумал класть в кипящую воду ломтики мяса.
Получалось и мясо вкуснее, и вода превращалась из простой воды в нечто странное
и вкусное, что Адам назвал похлебкой, так как похлебать такое было просто
замечательно. Ева додумалась добавлять и в кипящую воду разные травки, еда
получалась еще вкуснее.
Она экспериментировала с корешками, корой деревьев, Адам
нередко плевался и в гневе выливал похлебку, потому Ева старалась пробовать
новые рецепты тайком, пока он пропадал на охоте. Зато, когда получалось, Адам
был доволен, а Ева цвела от счастья.
Однажды, когда они плотно поужинали и лакомились ягодами,
над верхушками деревьев зашумело, там пронеслась дико хохочущая женщина —
совершенно обнаженная, с распущенными длинными волосами, настолько черными, что
небо казалось белым. Лицо ее перекосилось в отвратительной гримасе наслаждения,
в одной руке она сжимала длинный нож, с лезвия срывало ветром алые капли, рот
ее и подбородок были испачканы кровью.
Она даже не обратила внимания, что Адам смотрит на нее в
ужасе, хохот становился совсем безумным, она слизнула кровь с ножа и пропала за
верхушками деревьев.
Ева прошептала:
— Это… она?
Адам кивнул.
— Да.
Она вскрикнула тихонько:
— Это же чудовище!.. Как ты мог?
Он отвел взгляд в сторону.
— Ева, не спрашивай ни о чем. Хорошо?
— Почему? — спросила она наивно. — Это было
давно. Я даже не ревную. Просто не понимаю… Чем она тебя привлекла? Или только
тем, что других женщин не было? А ты был настолько правильным, что тебе и в
голову не могло прийти, что можно…
— Нельзя, — ответил он твердо. — Человеку
нельзя совокупляться с животными.
Он тут же прикусил язык, да не подумает Ева, что это сказано
в ее адрес. Ева быстро взглянула на него, с ее щек исчез румянец, а она
торопливо затараторила о том, какие красивые шкуры получились из убитых волков,
Адам теперь просто великий охотник, ни один зверь не уйдет от его руки, и
вообще они смогут скоро прекрасные шкуры самых редких и опасных зверей
развешать по стенам, а не только постелить в три слоя на полу.
— Отдыхай, — сказал он и поднялся.
Она испросила испуганно:
— Ты куда?
— Пройдусь немного, — сказал он. — Может
быть, еще какого зверя догоню.
— Скоро ночь, Адам!
Он пообещал отстраненным голосом, словно находился уже на
другом конце мира:
— Я скоро вернусь, Ева.
Ангелы наслаждались жизнью в удивительном мире, где можно
превращаться в разных существ, можно спорить друг с другом и даже с Творцом,
вообще делать себя такими необычными, как вон Ангрихон, что появляется в виде
большого пылающего камня, усеянного блестящими кристаллами алмазов, рубинов,
сапфиров и других отражающих свет образований.
Правда, большинство еще оставались бессловесными
исполнителями воли Творца, всего лишь посланцами, но другие с удовольствием
общались, чего раньше не делали даже они, ревниво смотрели, кто что придумал и
в чем изменил себя, что узнал и как это понимает.
Азазель услышал, как на другом краю мира Нагдиэль
рассказывал весело:
— …и когда Всевышний увидел, что они подкрались к
запретному дереву и жрут плоды, Он крикнул в гневе: «Да чтоб вы подавились!» Те
так и застряли у них там, где были в тот момент. У Адама застряло в горле,
отныне то место будет зваться адамовым яблоком, а у Евы сразу два, покрупнее,
она же начала жрать первой, аппетит разошелся…
Нехаштирон, самый туповатый из ангелов, но постоянно
присутствующий среди тех, кто обожал смотреть на Творца с вызовом, спросил
непонимающе:
— Тоже в горле?
Рогзиэль, самый нетерпеливый и всегда все быстро
схватывающий, гаркнул сердито:
— В груди!.. Ты что, не видел, какие у нее там спереди
торчат яблоки?..
— А-а-а-а…
Ангелы смеялись, кто тихонько, кто во весь голос, некоторые
хохотали. Азазель подумал невольно, что люди, даже оставив сад Эдема, успели
изменить не только сам сад, но даже ангелов. Хотя некоторые из них все еще копируют
животных, но смеяться научились только от людей, никто другой в Эдеме этого не
умел.
Нагдиэль, снова похохатывая, спросил хитренько:
— А кто знает, почему Адам у костра греется, стоя к
нему передом, а Ева всегда поворачивается задом? И так будут отныне поступать
все мужчины и женщины на свете?
Все смотрели заинтересованно, а Нехаштирон сказал
нетерпеливо:
— Никто не знает. Говори, не томи!
— Не томи, — повторил Азазель и посмотрел на него
с интересом: — Этого слова и даже понятия у нас не было. Много набираемся
от человека!
Они переглянулись, Ангрихон буркнул:
