— Но ведь нам необходимо дело, которое вы сегодня ночью нам читали. Надо же сообщить о нем судебному следователю!
Лекок обманулся в своих ожиданиях и на этот раз.
Отец Планта печально улыбнулся и посмотрел ему прямо в глаза.
— Какой вы ласковый, господин Лекок! — отвечал он.
Лекок покраснел.
— Поверьте, милостивый государь… — залепетал он.
— Верю! — прервал его отец Планта. — Верю в то, что, быть может, вы легко узнаете об источнике моих сведений. Вероятно, вы еще хорошо помните, как вчера вечером, начиная чтение, я предупредил вас, что я делаю мои сообщения только для вас одного и с одной только целью — помочь вашему следствию. Неужели вам хотелось бы, чтобы я представил судебному следователю совершенно личные записки, не имеющие решительно никакой доказательной силы? — Он подумал несколько секунд и продолжал: — Я очень полагаюсь на вас, господин Лекок. Я вас очень уважаю и потому уверен, что эти конфиденциальные документы останутся только между нами. Все, что вам угодно, я могу вам написать. А теперь для вас основная опорная точка — это труп Робело и найденные у него большие деньги. Если же господин Домини все же не поверит вам, то вы отлично знаете, что доктор Жандрон обещал нам обнаружить присутствие яда в трупе Соврези…
Отец Планта остановился, не решаясь говорить.
— Я уверен, — сказал он наконец, — что вы будете молчать обо всем, что вам удалось узнать.
Лекок взял его за руку и многозначительно ее пожал.
— Положитесь на меня, — ответил он.
В эту минуту на пороге появился доктор Жандрон.
— Куртуа лучше, — воскликнул он, — только он плачет, как дитя. Он выкарабкается!
— Ну, слава богу! — ответил мировой судья. — А теперь давайте поспешим к Домини. Он поджидает нас все утро и, вероятно, уже ругается от нетерпения.
XXIII
Говоря о нетерпении судебного следователя, отец Планта был очень недалек от правды. Домини действительно выходил из себя, не умея объяснить такого продолжительного отсутствия своих вчерашних сотрудников: мирового судьи, доктора и агента тайной полиции. Уже целое утро он сидел у себя в кабинете в здании суда, одетый в судейскую тогу, и считал минуты. Чтобы убить время, он уже сделал пространный допрос Геспена и Жана Берто, который ничего не прибавил к тому, что Домини уже знал. Один из обвиняемых клялся всеми святыми в том, что, кроме того, о чем уже сообщил, он не знает ровно ничего, а другой упорно отмалчивался и только говорил: «Я знаю, что погиб, делайте со мной что хотите».
Домини уже приказал конному жандарму скакать в Орсиваль, чтобы узнать о причинах опоздания Планта, Жандрона и Лекока, как вдруг вошел судебный пристав и доложил, что ожидаемые прибыли. Следователь тотчас же приказал их просить, и настолько велико было его любопытство, что он бросился сам к ним навстречу.
— Как вы опоздали! — сказал он.
— А тем не менее, — отвечал ему мировой судья, — мы не потратили даром ни одной минуты и даже не спали вовсе.
— Значит, есть что-нибудь новое? — спросил Домини. — Нашли труп графа?
— Ничего нового, — отвечал Лекок, — и в то же время много нового. Труп графа не нашли, и даже, осмелюсь утверждать, его никогда и не найдут. Во-первых, потому, что он вовсе не убит, а во-вторых, потому, что можно теперь вполне предполагать, что убийца-то он сам и есть.
При этих словах судебный следователь подпрыгнул в кресле.
— Но ведь это безумие! — воскликнул он.
Лекок никогда не позволял себе даже улыбаться в присутствии начальства.
— Что делать, — сказал он, — но я уверен, что вы, господин судебный следователь, не выпустите меня из этого кабинета без того, чтобы не дать мне приказ об аресте графа Гектора Тремореля, которого сейчас считают убитым.
— Говорите! — отдал приказание Домини.
И тотчас же Лекок принялся за сообщение всех тех данных, которые ему удалось собрать самому и которые собрал мировой судья. Он излагал их не в том виде, в каком добыл их или догадался о них, а хронологически, так что одно событие естественно вытекало из другого. И по мере того как продолжался его рассказ, удивление Домини становилось все сильнее. По временам он даже не мог удержаться от восклицания:
— Скажите, пожалуйста! Кто бы мог это предполагать!
Лекок окончил свой рассказ.
— Что теперь думает господин судебный следователь? — спросил он.
— Я убежден, — отвечал Домини, — что отравление Клемана Соврези действительно имело место, и притом с участием Робело за большие деньги. Это так же верно, как и то, что завтра доктор Жандрон получит приказание приступить немедленно к эксгумации останков Клемана Соврези и к исследованию их.
— И я найду яд, — подтвердил доктор. — Можете быть в этом уверены.
— Вот и отлично, — сказал Домини. — Что же касается того, что Треморель отравлял своего друга с целью жениться на его вдове, то из этого еще не следует, что он убил вчера свою жену, а затем удрал. Я не верю в это.
Отец Планта, не говоривший ничего из боязни вспылить, дрожал от гнева: Домини заблуждался.
— Виноват, — возразил Лекок, — но мне кажется, что самоубийство мадемуазель Куртуа есть самоубийство лишь предполагаемое, так как все заставляет заключить это и тоже кое-что может доказывать.
— Это еще надо доказать. Совпадение, о котором вы говорите, может быть и случайным.
— Но позвольте, — настаивал сыщик, — я уверен, что Треморель теперь изменил внешность, я докажу вам это. Кроме того, мы не нашли его сапоги, которые, по словам лакея, он мог надеть только утром…
— Подождите, сударь, — перебил его следователь, — не торопитесь, прошу вас, выслушайте меня. Допустим, я соглашусь, что Треморель действительно убил свою жену, убежал и прочее. Доказывает ли это невиновность Геспена или даже непричастность его к убийству?
Очевидно, этот пункт был слабым местом системы доказательств Лекока. Но, убежденный в виновности Гектора, он мало беспокоился насчет бедняги садовника, вполне уверенный, что его невиновность выяснится тотчас же после ареста виновного. И он уже хотел возразить, как вдруг в коридоре раздались чьи-то шаги и голоса.
— Погодите, — воскликнул Домини, — сейчас к нашим услугам будут очень интересные сведения о Геспене.
— А разве вы ожидаете нового свидетеля? — спросил отец Планта.
— Нет, но я поджидаю с очень важным поручением одного из здешних сыщиков.
— Насчет Геспена?
— Ну конечно. Сегодня очень рано утром одна здешняя мастерица, за которой ухаживал Геспен, принесла мне его фотографию, как она утверждает, довольно удачную. Я передал этот портрет нашему агенту, сообщив ему также адрес «Кузницы вулкана», найденный у арестованного, и поручив ему узнать, когда его видели в этом магазине и не покупал ли он там что-нибудь третьего дня вечером.
