Часть первая
Глава 1
Боромир отодвинул полог из медвежьей шкуры, и в дупло
ворвался свежий утренний воздух. Тяжелые ночные запахи перепрелого дерева
качнулись и, как донные рыбы, опустились, унося смутные видения и страхи.
Он высунул голову и, ослепленный ярким светом, задохнувшийся
обжигающим воздухом, недоверчиво всматривался в мир. На земле свежие оттиски
волчьих лап, но это кто-то из своих, а вот на дереве напротив — следы когтей
крупной совы. Недобрый знак…
Кряхтя, он полез наружу. Воздух был свежий и влажный,
утоптанная земля блестела росой. Деревья-великаны окружили исполинскую поляну
плотной стеной. Ветви над ней переплелись, в темной зелени постоянно
шебаршится, шевелится, вниз то и дело падают чешуйки коры, листья, сыпятся
шерстинки и перья. Нередко, окровавленные.
За ночь землю кое-где вспучило, а у могучего дуба, где в
дупле живет семья Годовита, даже пробился зеленый росток. Если не уничтожить к
вечеру, завтра война с Лесом будет куда труднее…
Дожили, подумал Боромир с облегчением. Самой большой заботой
его племени было дожить до весны, до тепла, до солнца, которого никто из
племени не видел, но все знали, что с весны оно начинает прогревать деревья и
землю.
Из ямы, закрытой сверху стволами деревьев и пластами дерна,
выползали голые дети Громобоя, старшего Охотника. За ними тянулся запах
нечистот и вони, все в толстой корке грязи, с бледными лицами, красными глазами
и распухшими кровоточащими деснами. Старшие были в лохмотьях перепрелых шкур,
но с такой же засохшей кровью на губах, слабые, блеклые. Едва вылезли,
расселись как воронята на длинной валежине, ослабелые ноги держат худо.
Кто покрепче, ковылял до Реки. Лед давно сошел, вода бежала,
прыгая по камням, чистая как рыба, и дети, помогая друг дружке, переходили по
камням на ту сторону Реки. Там просто Лес, предтеча неведомому Чернолесью, куда
не ступала нога человека, и в этом лесу дети, не отходя от берега и не теряя из
виду приметные деревья, рылись в ворохе прошлогодних листьев, находили плоские
стебельки лука, молодые листочки папоротника, крапивы, рвали и тут же
старательно жевали, чувствуя как живительные капли вливаются в ослабевшие
тельца, поддерживают уже было затухшие искорки жизни. Как козы объедали молодые
веточки тальника и орешника, обагряя кровью из десен.
Самые живые из них первыми находили в кустах гнезда с
яйцами. Такие же гнезда виднелись и на деревьях, но после мучительной зимы,
когда большая часть детей погибала, никто из уцелевших не смог бы взобраться
даже на похляпое дерево. А так торопливо выпивали яйца, и первая краска
приливала к щекам, а в груди наконец начинало стучать сердечко, совсем было
замершее за долгую зиму.
Домой возвращались, как и положено, не с пустыми руками.
Каждый нес стебли едомой травы, корни принесут потом, когда окрепнут, старшие
тащили даже сухие ветви, ибо живое дерево убивать не разрешают боги.
Боромир побрел, опираясь на резной посох, от дерева к
дереву, бил посохом по стволам, те отзывались гулким звуком, а то и сонными
голосами. Грязные седые волосы волхва были перехвачены на лбу полоской кожи,
борода опускалась до пояса, а толстая медвежья шкура свисала с плеч до земли.
На поясе висел широкий кремниевый нож, но главным оружием Боромира был резной
посох. Там сосредоточилась его мощь волхва, с его помощью он отгонял злых
духов.
И сейчас не по-старчески острые глаза осуждающе осматривали
дупла, землянки. Беспечны люди, беспечны! Супротив зверя любой выстоит, а
незримому ворогу препон никто не ставит. Надо наложить заклятия, Враг не
дремлет, пролезает в любую щель!
Из дупла семьи Годовита донесся детский крик. Боромир
остановился: строгость надобна, но зря детей сечь нельзя. Сегодня дети, завтра
им кормить родителей, беречь покой. Должны знать, что мир строг, но справедлив.
— Ой, тятенька! — слышался голосок. — Ой, не
буду!.. Медведь, косолапый медведь…
Боромир тут же зашагал дальше. Несмышленыш забыл новый
закон, который намедни установили волхвы: не зови бера, а то придет, и когда
отец вернулся с охоты, наверняка выбежал с воплем: тятенька, а бера не
встретил?
Как и все мужики в деревне, Годовит бера не боялся, если
один на один, в руке рогатина, а за поясом секира, но бер часто ходит ночью,
пробирается к спящим через дупло, а кто живет в землянках, у тех разгребает
бревна на крыше. Бер легко душит лося и несет в передних лапах, среди зимы
разгребает твердую, как камень, промерзшую землю, чтобы вытащить из норы
мышонка… Поэтому волхвы повелели называть бера медведем, косолапым, топтыгиным.
Пускай спит в своем логове бера, берлоге, не догадывается, что говорят о нем!
Скорее бы шли годы, подумал Боромир тревожно. Старики унесут
опасное знание в вирый или к Ящеру, родство с берами забудется, а внуки даже
знать не будут, что совсем недавно вышли из звериного мира. Надо лелеять
солнечную каплю в сердцах, которую заронил бессмертный Род!
— Мир дому, — сказал он густым сильным голосом,
медленно и опасливо спускаясь по земляным ступенькам, склизким от сырости, в
просторную землянку старого Тараса. — Пусть Чур оградит тебя от Ящера!
— Слава Чуру и светлым богам, — прозвучал простуженный
голос.
В землянке влажно и жарко, посередке утоптанного земляного
пола плоские камни, вбитые в землю, на них еще светятся багровым огнем крупные
угли. Зловещие блики прыгают по неровным стенам, из которых свисают засохшие
корни. Иные выпучиваются мощно и нагло, в них чувствуется шевеление, то ли
холодные соки с силой прут из тайных глубин в толстые стволы, а оттуда к ветвям
и листьям, то ли крупные черви и жуки в тепле и безопасности жрут мощно, спешат
взматереть и наплодить потомство.
Древний дед Тарас сидел перед очагом, зябко вжимаясь спиной
в теплую стену. На ногах короткая шкура бера, одной рукой Тарас пытался
натянуть ее до подбородка, а другой нерешительно трогал последней щепочкой
угли. Самый старый в деревне, он не умер потому лишь, что не решил, кем станет:
домовым или лешаком. Добро бы в доме, за детьми нужен глаз да глаз, но всю
нелегкую жизнь мечтал попасть к берегиням. Видел одну краем глаза в молодости,
сердце зашлось, но семья, дети, хозяйство, некогда на небо взглянуть! Теперь
вот-вот высвободится из дряхлого тела… но и душа, видать, постарела. И к
берегиням охота, и не меньше в охотку кус жареной печеночки, что бросают в угол
домовому.
— Боромир, — спросил он осторожно, — а что
жрут лешаки? Ежели лягух или пиявок…
Боромир грозно сверкнул очами, с грохотом ударил посохом в
дубовый пол:
— О чем мыслишь? Ты жив. Помогай светлым богам в борьбе
с темными! Вон у тебя дубина резьбой недоукрашена, охрой не расписана. Как без
красоты воевать с Врагом? Лепота, Труд…
— Я помогаю, — перебил Тарас хриплым простуженным
голосом. — Только уже не боец. Бе… медведя голыми руками ломал, как
медовые соты, а теперя…
