Челюсти Олега двигались все медленнее, будто жевал смолу.
Таргитай лежал бездумно, вольно разметав руки. Чащи не боялся, но лучше идти,
чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, а лучше всего
лежать, закрыв глаза, а душа тем временем странствует, дерется, двигает горами,
ловит беров, спасает берегинь, придумывает ответы на самые трудные вопросы…
Над головой хрипло орали невидимые за листьями птицы. Олег
часто вздрагивал, ронял ломоть, а потом долго и подозрительно осматривал его,
тяжело вздыхал, очищая от крохотных соринок. Таргитай поерзал, устраиваясь
поудобнее, вытащил из-за пазухи сопилку. Когда стучали в окно, он цапнул ее,
спрятал. Докучала, когда перли через Лес, но берег как зеницу ока — последняя!
Другие побили дед и мать, охотники, Боромир…
Олег вскочил в страхе: Таргитай дудит прямо над ухом.
— Перестань! Услышат звери, со всего Леса соберутся. С
косточками сожрут.
— Но я так давно не играл…
— Я тебе не девка!
— Я ж не только им. Себе играю. Деревьям, речке,
облакам…
Олег едва не ронял пену от великой ярости, и Таргитай с
великой неохотой сунул дудочку за пазуху. Олег пугливо крутил головой,
вытягивал шею, и Таргитай заставил себя подняться, вдел руки в лямки заплечного
мешка.
— Тогда пойдем, трус.
Олег послушно поднялся, пошел след в след, едва не тыкаясь в
спину Таргитая.
— Надо идти, Таргитай. Все время.
За Серолесьем потянулись деревья Темного Леса. Гнили и
мертвечины прибавилось, воздух из сырого и затхлого стал мокрым, тяжелым, как
грех. Деревья теснились враждебные, подстерегающие, а засохшие прикидывались
живыми. Ждали ветерка, чтобы обрушиться на живое, придавить, переломать кости.
Таргитай удивлялся, когда в совершенном безмолвии отваливался огромный сук,
тяжело падал, бесшумно рассекал воздух… Никого ведь нет, в кого мертвое дерево
мечет сук? Боромир объяснял, что мертвое дышит злобой на все живое, швыряет сук
даже на ползущего муравья… Поэтому в кострах заповедано жечь только мертвые
деревья.
Шли как в жидком киселе, липком, забивающем дыхание. От
земли поднимались ядовитые испарения. Мох стал толще, взбирался на деревья, а
подземные корни вспучивали его такими буграми, что изгои опасливо обходили
стороной.
Потом мох начал прогибаться, наверх брызгала желтая болотная
вода. Чавкало, хлюпало. Темно-зеленая шкура мха часто прорывалась, ноги
проваливались в паутину толстых белесых корней. Корни тут же выползали на свет,
мертвенно-бледные, как толстые слепые черви.
Олег шептал заклятия, вскрикивал тонким бабьим голоском. Над
головой хлопали огромные крылья, в ветвях страшными голосами кричали неведомые
птицы.
— Болото, — прошептал сзади Олег. — Обойдем?
Таргитай сам уже раскрыл рот, собираясь предложить обойти по
краю, но с таким волхвом надо делать все вопреки, чтобы не сгинуть.
— Сдурел? Попадем в Черный Лес!
— Да, но Болото…
— Ты сам говорил, что надо идти через Болото! Увидел
топь, поджал хвост меж задних лап?
— Страшно, — признался Олег. — Болото, упыри…
Это самое древнее Болото.
— А что такое Болото? — сказал Таргитай, стараясь
держать голос бодрым, хотя сердце ушло в грязные пятки. — Всего лишь
постаревшее озеро. Старость уважать надо!
— А упыри?
— Ну… а вдруг это постаревшие лягушки?
Теплая грязь, что постепенно поднялась до колен, перешла в
жидкую холодную жижу. Сзади часто хлюпало: волхв спешил, не отставал.
Внезапно хмурые, покрытые мхом, деревья расступились. Из
темной, как ночь, воды торчали осклизлые ветви кустов, но дальше тянулась
ровная гладь. Широкие листья кувшинок — мясистые, ноздреватые, застыли
неподвижно, как приклеенные. На зеленых с красными краями листах кувшинок
сидели огромные, как валуны, лягушки.
— Пойдем? — сказал Таргитай. Он не двигался, волхв
откажется, можно будет отступить, но тот вздохнул обреченно, и Таргитай,
выломав длинную палку, попер в темную гадкую воду.
Кое-где торчали островки мха, но дальше лежали толстые
зеленые листья кувшинок. Лягушки застыли, неподвижные и громадные, как совы.
Таргитай пер, взбаламучивая воду, на листе впереди сидела лягушка — рыхлая,
поросшая мхом, усыпанная бородавками с орех размером. Она привстала на всех
четырех, уже громадная, как упырь, уставилась выпуклыми, как у ящера, глазами.
— Тихо, тихо, — сказал Таргитай дрогнувшим
голосом. — Обойду, не надо ссориться.
Лягушка величаво опустилась белым, как у утопленника, пузом
на мясистую зелень. Лист потревоженно заколыхался, по воде побежали волны.
Изгои брели уже по колено, вода лилась через халявы. Листья покрыли все Болото,
вода не прогревалась, со дна тянуло могильным холодом.
Прямо из воды по одиноким стеблям карабкались, наползая друг
на друга, толстые безглазые черви. Кто выполз раньше, сох на воздухе. Подсохшие
черви лопались, из трещин выкарабкивались мокрые полудохлые стрекозы.
— Болото оборотней, — сказал Таргитай с
завистью. — Здесь даже червяки перекидываются стрекозами, а вот я…
— Заклятое место! — вскрикнул Олег. —
Поскорее отсюда!
— Куда скорее, — огрызнулся Таргитай. — Или
ты думал, я спать тут лягу?
— Ты не понимаешь…
— Конечно, я не волхв!
— Тарх, не злись. Если даже черви… то в кого могут
обернуться лягушки?
— В упырей, ясно. Или во что-то хуже?
— Здесь все, как гнилью, пропитано чарами!
— Ладно-ладно. Отдохнем в подземном мире.
— В подземном мире мною хоть забор подпирай, сейчас бы
уцелеть…
Таргитай постоянно щупал дно палкой. Холод от ног поднялся к
сердцу, за спиной слышен был дробный цокот: то ли стучали зубы волхва, то ли
худые кости.
Далеко впереди из тьмы начала проступать кучка деревьев. За
Таргитаем блестящей цепочкой поднимались пузырьки воды — крался водяной, норовя
цапнуть за ноги. Олег пугался, шарахался, но проваливался сразу по уши, орал,
захлебываясь, а когда Таргитай выдергивал на мель, долго отплевывал болотную
воду и ряску.
— Что сигаешь, — сказал наконец Таргитай
раздраженно, — ну наступишь водяному на уши, так пусть не шкодит. Ты
посмотри на свой след!
Олег обернулся, вскрикнул. За ним со дна поднимались
серебристые бульбы размером с кулак!
— Таргитай, — взмолился он, — пошибче бы!
— Быстрота нужна при ловле блох…
Ноги до развилки погружались в воду и до колена — в мягкое,
гадкое, опасное. Иной раз шест уходил в воду, дважды кто-то вырывал из рук, вел
в сторону.
