Он повертел секиру, отбросил. Мрак починил бы, да и то надо
добыть хорошего зверя; взять крепкие жилы, выделать, туго затянуть, а сверху
залить рыбьим клеем!
Олег лежал на земле, едва живой.
— Теперь они не уйдут…
— Ты тоже, — успокоил его Таргитай.
Он вляпался в слизь, пересел, а пальцы уже доставали из-за
пазухи свирель.
— Почему? — спросил Олег.
— Спи, — посоветовал Таргитай. — Днем тоже
хорошо спать. Хочешь, вместо тебя прилягу, а ты посторожишь?
Глаза Олега уже заволокло пеленой. Вторая ночь без сна —
первая была в доме Тарха. В последнем усилии он подгреб мешок и положил на него
голову.
Таргитай сердито отвернулся. У запасливого волхва еще
оставались сало и рыба!
Во сне Олег вскрикивал, дергался. Таргитай наигрывал спящему
на дуде, отгоняя злых духов, но волхв брыкался еще сильнее, дышал часто, словно
зайцем убегал от хорта. Таргитай попробовал осторожненько вытащить мешок, но
волхв цеплялся судорожно, всхлипывал, кривил рожу в плаче.
Таргитай не выдержал, растолкал волхва:
— Не спи, замерзнешь. Давай посмотрим, сало не
испортилось?
Олег подгреб мешок, прижал к груди.
— Что? Где?
— Упыряки?.. Не переживай, никуда не делись. Можешь
пересчитать. Во-о-он из-за деревьев выглядывают!
Олег покатился в другую сторону, все еще прижимая к груди
мешок. За деревьями виднелась болотная вода, расходились круги. Мясистые
листья, мелкая зелень ряски, белоснежные цветы кувшинок — все исчезло. Вода
была непривычно голая, бурая от ила, страшноватая.
— Всю болотную траву вытолочили, — заметил
Таргитай с укором. — Видать, большой табун пасется… Ты развязывай мешок,
развязывай! Все одно не уйдем.
— Может быть, растянем на пару дней?
— Не евши на ветках не усидим.
— Мы привяжемся!
— Голодный не усидит и на привязи. Мне надо есть часто.
И много. Я слабый.
Олег покорно развязал мешок, а очкур обреченно забросил в
кусты. Таргитай подгреб к себе ломти побольше:
— Налегай! Не дадим проклятым жрать наше сало.
Олег нехотя взял самый маленький кусок. Таргитай ел за
троих, последнюю кость швырнул за спину. В кустах зашуршало, залопотало.
— Как ты сейчас? — спросил Таргитай с интересом.
— Непривычно…
— Это от упырей, — объяснил Таргитай. — Место
такое. Давай доедим сухари? У меня еще остались.
Олег покосился на серые сухари с чешуйками коры.
— Нет… не буду.
— Как знаешь, мне надо заесть жирное.
От сухарей пахло дымом, натопленной землянкой, лежанкой,
полатями с ворохом шкур. Таргитай разложил их на коленях, любовно выбирал
поджаристые, чтобы хрустели, посматривал на небо. Тучи плыли тяжело, едва не
задевая за деревья.
Олег откинулся на спину, захрапел. Тонкорукий и тонконогий,
с широкой грудью колесом… перееханной, он выглядел жутко с нынешним вздутым
животом, что начинался сразу от вмятой груди.
Таргитай догрыз последний сухарь, вытащил свирель. Едва
заиграл, лицо волхва перекосилось, и Таргитай повернулся к нему спиной. Над
головой громыхнуло, по низким тучам прокатился тяжелый грохот. Верхушки
деревьев зашумели.
Таргитай доиграл, растолкал волхва:
— Ну и спишь… Сразу видно, в мешке уже пусто. Вставай!
Твои дружки уже вылезли.
— Кто?
— Ну, которые в Болоте.
Олег подхватил пустой мешок, торопливыми прыжками понесся к
дереву. Таргитай полез следом, подталкивая волхва в тощий зад, подставляя
сцепленные ладони. Сучья и наросты стесал, дурень, самому бы залезть, а тут еще
служителя культа тащи…
Олег покарабкался выше, а Таргитай уселся на прежнее место,
привязался. На голову сыпались щепочки, чешуйки коры и мелкие листочки — у
волхва начался сезон гнездования.
Внизу темнело быстрее. На поляне двигались белесые пятна,
шлепали босые ноги. Шлепанье было частым, сливалось в монотонный плеск затяжного
дождя.
Тучи все еще застилали небо, ни одна звезда не проглянет, но
дождя нет, лишь вдалеке едва слышно рычит небесный зверь. Дерево дрожало: волхв
шумно драл свою грудь ногтями. У Таргитая тоже зудело и чесалось от болотной
пакости, он шикал на Олега, снова вслушивался и опять слышал лишь царапанье
ногтей по коже. Еще в прошлом году, когда Олег пожаловался Боромиру, что
страдает от зуда, тот подумал и спросил: не пробовал ли тот мыться. Пробовал,
ответил тот сердито, — не помогает, через месяц все опять чешется.
Запах гнили вдруг усилился. Таргитай почти ощутил слизь по
всему телу. Он брезгливо вытер пальцы, снова цыкнул на волхва. На голову
посыпались кусочки коры.
— Пора им лезть, — сказал Таргитай. Сердце
колотилось, пыталось выскочить, пальцы начали вздрагивать. Он крепко сжимал
рукоятку секиры — все-таки лучше, чем ничего.
— Молчи, — прошептал Олег.
— Думаешь, забыли? — удивился Таргитай. —
Держи карман шире. Наверняка видят нас в темноте.
— Мы ж не видим!
— А упыри как совы.
Снизу послышался тихий вой. Упыри выли так тихо, что
Таргитай сперва решил, что почудилось, но кожа на голых руках пошла
пупырышками. Вой стал громче, озноб побежал по всему телу. Волосы на руках, на
затылке, везде-везде зашевелились, поднялись дыбом.
— Что с ними? — спросил он шепотом. — Помер
кто? Добро бы, главный, что на пне… Перегрелся, видать, на солнце.
— Таргитай, — донеслось сверху отчаянное, —
мы пропали…
— Совсем?
— Совсемей не бывает…
Вой стал громче, распался на разные голоса. В ушах нарастал
шум, словно Река вдруг встала на дыбки и вода полилась на землю с огромной
высоты. Тело свело судорогой, горло перехватило тугим обручем, губы онемели.
Таргитай с огромным трудом шевельнул языком: тот стал деревянным, словно бы
объелся зеленых яблок.
Сверху услышал затихающий отчаянный шепот:
— Тем… ные заклятия… Черные силы Зла…
Вой нарастал. Сердце Таргитая начало останавливаться, тело
медленно холодело. Он попытался дернуться, по дереву уже ползут, их хотя бы
рукоятью…
Из темноты вынырнула слабо освещенная звездами оскаленная
широкоротая морда. Упырь перелез со ствола на ветку, где сидел Таргитай. Следом
полез другой, а по стволу шлепало множество лап.
Упырь схватил Таргитая за руку. Ремни натянулись, упырь
дернул, руку ожгло болью. На Таргитая полез второй, ветка угрожающе затрещала.
«Хоть бы обломилась, — мелькнуло в затухающем мозгу. — Сразу бы
конец…»
