Мрак шел быстро, почти бежал. Внезапно вода колыхнулась, из
ветра и брызг вынырнули люди с широкими острогами в руках.
— Стойте! — раздался сиплый голос. — Кто вы?
Их было семеро: тощих, угрюмых, костистых. Грязная вода
стекала по мокрым лицам, жидким бороденкам, где зеленела застрявшая ряска.
Желтые пальцы побелели, судорожно сжимая древка острог, красные воспаленные
глаза ловили каждое движение пришельцев.
— Мы с миром, — торопливо сказал Олег. — Мы
не враги!
— Кто вы? — повторил мужик. Он был широкий в
плечах, с бледным нездоровым лицом, правая сторона была изуродована жутким
шрамом. Глаза гноились, он щурился и часто мигал, но руки у него были толстые,
острогу держали цепко. Острые ключицы резко выпирали из-под желтой кожи.
— Люди, — ответил Олег. — Мы из Леса!
— В Лесу нет людей, — ответил мужик
убежденно. — Кроме нас, Народа другого нет. Боги создали только нас и…
зверей.
Он колебался, то ли всадить в них острогу, как всегда делал,
встречая зверей, или же поступить как-то по-другому, но как — не знал. Остроги
упирались в ребра чужаков, дряговичи нерешительно переглядывались.
Наконец один сказал решительно:
— Чушак, надо их убить!.. Гроза вот-вот, мы не успеем
добежать.
Чушак недовольно дернул плечом. Мрак следил за каждым
движением дряговича, чуть присел, напряг мускулы. В спину хлестнуло ледяным
ветром. Ветер срывал гребешки по всему Болоту, нес брызги.
— Надо кончать! — повторил мужик.
Чушак задержал дыхание, его гноящиеся воспаленные глаза
наткнулись на чистый непонимающий взгляд Таргитая. Тот смотрел без страха, даже
с радостным удивлением. Люди разговаривали с ними, а деревня у дряговичей
просто громадная…
— Кончай их! — взревел мужик.
Чушак резко вскинул голову, его голос хлестнул по ушам:
— Окунь, кто старший охотник? Участь пришельцев решит
Старик.
— Но…
— Заткнись. Эй, вы, зайды! Налим, иди впереди,
показывай дорогу.
Сильный ветер ударил в спину. Таргитай упал, в бок резко
кольнуло. Отплевываясь, он поднялся, встретился взглядом с перепуганными
глазами худосочного мужика. Тот держал рогатину у его ребер, руки тряслись.
— Поторопимся, — сказал Олег. — Поторопимся,
люди!
Шерсть на руках Мрака вздыбилась, в горле рокотало. Четверо
остроклювых острог упиралось в него со всех сторон. Олег поспешно пошел за
Налимом, Таргитай спешил следом, Мрак шел последним, рычал, вращая налитыми
кровью глазами.
Туча догнала, грохотала над головами. За их спинами Болото
пошло крупной рябью, поднялась серая мгла.
Таргитай проваливался, его подхватывали сильные руки. Мрак
успевал за дряговичами, выдергивал из ям изгоев, наконец схватил нахлебавшегося
воды Олега, потащил на плечах, как убитого оленя.
Ветер швырнул крупную горсть дождя, с неба обрушились потоки
воды. Болото забурлило, страшно полыхнула ослепляющая молния, над головами
словно разломили сухое бревно. Таргитай от оглушающего треска присел, вода
сомкнулась над головой, и сразу что-то ухватило за руки, за плечи, поволокло…
Могучая рука выдернула его из воды, свирепый голос яростно
крикнул, разрывая уши:
— Быстрее, упыри уже вылезли!
Таргитай забарахтался, вскочил, бросился за едва различимыми
в ливне фигурами. Вода кипела, косые струи ливня закрывали видимость, лишь
голые черепа упырей холодно блестели среди кипящей воды, немигающие глаза
смотрели на Таргитая с лютой злобой.
Мужики орали, подталкивали острогами. Упыри смыкали кольцо,
высовывали из воды руки. Таргитай несся через падающую стену воды, задыхался,
наконец что-то впереди вынырнуло из серой стены дождя, ударило в лицо. Он
обхватил толстый ускользающий из рук ствол.
Внезапно он понял, что стена дождя обрывается в двух шагах,
а сюда ветром бросает водяную пыль. Над головой темнели тонкие бревна,
уложенные ровным рядом. Оттуда кричали, и Таргитай, наполовину оглушенный
громом, полез вверх по столбу. Снизу кольнули, сверху дернули за шиворот, и он
пролез в широкую дыру. Следом поднялся промокший мужик, захлопнул ляду и,
отбежав к стене, выставил перед собой острогу.
Таргитай поднялся на ноги. Просторный сарай из толстых
прутьев, окон нет, свет просачивается сквозь щели. Вдоль всех четырех стен
встали плечом к плечу тощие оборванные мужики — все как один с желтыми больными
лицами, воспаленными глазами, но жилистые, широкогрудые. Все держали остроги,
направив жуткие зазубренные острия на пришельцев.
Напротив Таргитая застыл подросток. Он держал нацеленное в
горло пришельцу острие из крупной рыбьей кости. Глаза горят, только бы
шелохнулся чужак!
Сильно пахло тиной, лягушками и рыбьими внутренностями. На
стене висели большие и малые остроги, сети, невод. За стенами глухо ревел
ливень, швыряя сквозь щели охапки брызг.
— Даже не подумайте двинуться! — сказал Чушак
резко. — А вы, если шелохнутся, убейте этих существ сразу.
— Мы не существа, — сказал Олег как можно
спокойнее. — Мы — люди.
— Люди — это мы, — отрубил Чушак.
Он скрылся за перегородкой. Там слышались тихие голоса.
Когда туда скользнул Чушак, затихло, потом после долгой паузы вышел, опираясь
на длинную суковатую палку, согнутый в поясе дед. Борода касалась пола,
беззубый рот непрестанно двигался. Чушак держал его под локти, бережно усадил
на лавку. Старик весь был сморщенный, дряблый, похожий на древнюю старушку.
Он долго отдыхал, наконец поднял на пленников выцветшие от
старости глаза:
— Невры?
— Что-что? — не понял Олег.
— Говорю, невры… люди Леса.
— Люди Леса, — подтвердил Олег. Он оглянулся на
Мрака и Таргитая, но те молчали, давая волхву вести разговор. — Мы мирные,
мы шли к вам. Только мы люди, а не невры.
— Невры, — ответил дед вялым сиплым
голосом. — Вы невры.
Мужики переглянулись, их глаза снова повернулись к деду. Тот
безостановочно жевал морщинистым ртом, мигал красными с воспаленными веками
глазами. Сказал с непонятным оттенком в голосе:
— Не знаете… Эти тоже не знают, что на белом свете есть
еще люди. Называют себя Народом.
— У нас тоже, — сказал Олег.
— У вас тоже, — повторил дед. Помолчал, сказал снова:
— Один я здесь еще знаю, что мы — дрягва, а в Лесу другие племена… Самое
близкое к нам — невры. Могучий и опасный народ.
— Могучий? — повторил Олег с недоверием. —
Опасный?.. Нас в деревне всего четыре хатки.
Дед приподнял голову, в его старческих глазах впервые
блеснула какая-то искорка.
