Они часто вспоминали рассказы Зарины о диких страшных горах,
горных великанах, злобных гномах, огромных норах в которых живут горыни и
горынычи… но когда горы приблизились, люди невольно задержали дыхание.
Горы немыслимой высоты, просто чудовищной! А самое высокое,
что невры знали доселе — это вековая сосна на околице Большой Поляны. А горы
вставали дикие и страшные, блистающие как боги. На вершинах, на которые больно
смотреть, блистали снега. Облака ходят ниже вершин, хотя еще сегодня невры были
уверены, что облака трутся горбатыми спинами по небесному своду.
Уже приходилось запрокидывать голову, наконец однажды земля
под ногами начала круто подниматься. Старая гора, разжиревшая и оплывшая под
своей тяжестью, подумал, подыскивая сравнения для своей новой песни, Таргитай,
больше похожая на холм, сплошь заросшая густой щетиной леса, зато за ней горы
помоложе и круче характером. Семя в их каменные стены не вопьется, не всякая
птаха решится свить гнездо!
Они шли день за днем, и горы уже теснились, налезали одна на
другую, страшно блестели многоверстными разломами красного камня. Однажды две
стены сблизились, изгои шли по узкому ущелью. Под ногами вроде все та же степь,
та же трава, только много выглядывает округлых камней, словно гигантские
вишневые косточки, которые обсосали и выплюнули великаны. По бокам стены из
камня — шапка свалилась бы, если бы кто ее носил. Идешь как в длинном колодце,
верх так высоко, что острые края цепляют и рвут проплывающие облака.
Таргитай ожил: в ущелье сумрачно, как в родном Лесу,
каменные стены вверху будто целуются, палящего неба остается щелочка. Олег тоже
не трясет головой, как конь, отгоняющий оводов, капли пота не летят во все
стороны. Только Мрак спешит, все такой же могучий, как тур, грозный, лук и
колчан приросли к спине, большая секира в петле не мешает двигаться.
На привалах Мрак отлучался за добычей, изгои разводили
огонь, натаскивали хвороста, сушин, наполняли заново фляги чистой водой — Олег
вычитал в книге, как в горах находить воду. К возвращению Мрака огонь полыхал,
на треноге висел котелок с кипящей водой, а изгои раскладывали на отмытых
гладких камнях дикие целебные травы, плоские перья чеснока, трубчатые стебли,
съедобные корешки.
Мрак приносил странных птиц с жилистым мясом и длинными
загнутыми клювами, однажды подстрелил дикую козу. Съедали все, от добычи
оставались лишь разгрызенные кости и перья или шерсть да копыта.
Изгоев мучил постоянный голод, но, несмотря на тяжелые
переходы, карабканье по скалам, оба быстро обрастали мышцами. Таргитай сбросил
лишний жирок, нагулянный еще на печи, тело стало сухим и упругим. Глаза
смотрели прямо, кожа на лице натянулась, а детски припухлые губы стали тверже.
Олег обрастал мясом, быстро догоняя Таргитая.
Карабкались, обычно обвязавшись вокруг поясов веревкой. Мрак
прыгал с камня на камень, как горный козел, поторапливал изгоев, уводил в горы
все выше и выше. Таргитай и Олег спешили изо всех сил, не обращали внимания на
обвалы, лавины, оползни, что начинались от их неверных скачков. Усталые, не
обратили внимания, по крайней мере не перетрусили, когда за соседней горой со
страшным грохотом и сухим треском вспыхнуло жаркое пламя, словно там
разверзлась земля, открывая дорогу в пекло, а вдоль каменных стен метнулся
огонь. Дрогнула земля, донесся глухой грохот, рев.
Невры переглянулись, Таргитай спросил измученным голосом:
— Что это?.. Олег, что написано в книге?
Олег пощупал мешок, проверяя, не утерял ли. За него ответил
Мрак:
— Змей Горыныч лопнул. Ну, со злости… Аль не серчают
никогда? Или два молодых Змея дерутся из-за созревшей Змеихи… Помнишь, как
дрались Брусило с Тетерей из-за Ждановой дочки?
Олег присел на корточки, держась за дрожащую землю, пугливо
смотрел на красное, словно залитое кровью, небо:
— Трудновато здесь. Змеи, Яжи, Смоки… Все огнем дышит,
а Горынычи еще и летают. Тут большая секира Мрака не поможет! Даже из железа.
Мрак опустил ладонь на рукоять секиры, которой гордился,
ответил уязвленно:
— Да, здесь лучше помогла бы магия. Таргитай, ты
случаем не волхв?.. Гм, я тоже… Нам бы сюда волхва, хоть завалящего!
Днем верхушки скал накаляло солнце, а ночью невры
просыпались от холода. На камнях выступал узорный иней, невры утром жадно его
слизывали, страдая от жажды. Костры жгли всю ночь напролет, если находили
хворост.
Мрак поторапливал, покрикивал по-прежнему. Изгои казались
себе такими же неуклюжими мешками, но Мрак замечал, как плечи раздаются, пояса
затягиваются. Даже у волхва грудь начала вздуваться, хотя не замечает, пробует
привычно горбиться. Считают себя такими же слабыми, ведь от него отстают, но
Мрак помнил, что раньше он, щадя их, едва перебирал ногами, а сейчас бежит,
прыгает, но оба почти не отстают, хотя языки на плечах…
— Ой, смотрите, — ворвался в его мысли голос
Олега.
Тон был такой странный, что Мрак сперва выдернул из ременной
петли секиру, лишь потом повернулся.
Одна из гор медленно двигалась в их сторону. Мрак тряхнул
головой, взглянул снова. На этот раз увидел одну гору на другой. С третьего
взгляда понял наконец, что по вершинам исполинских гор осторожно ступает
чудовищно огромный конь, а на нем высится огромный, как скала, всадник. Странно
и страшно блестят доспехи, шлем, нарукавники.
— Надо перехватить! — вскрикнул Мрак. — Он
пройдет мимо…
Задыхаясь от бешеного бега, они мчались по скалам, прыгали,
расшибались о камни, перескакивали глубочайшие расщелины. Мрак подхватывал
обоих, тащил, пинал, перебрасывал через провалы, заставлял лезть через гребни
скал.
Наконец добежали, рухнули, хватая воздух, как рыбы на суше.
Во все стороны тянулась каменная плита, из щелей выбивалась сухая трава и
корявые кусты. На краю плато, над самым обрывом росло с полдюжины огромных
деревьев. Облака скользили над верхушками, иногда цеплялись, оставляя клочья
белого тумана.
Конь Святогора брел медленно, опустив голову. Когда
поравнялся с двумя лиственницами, достигавшими разве что до груди, с хрустом
сорвал с одной верхушку, другую выдернул с корнем. Так и двигался дальше,
равнодушно двигая огромными, как валуны, зубами, а на землю падали щепки с руку
человека размером.
Святогор сидел неподвижный, застывший. Голова и плечи иногда
скрывались в облаках, на широких плечах лежал снег. С мясистого обвислого лица
сумрачно смотрели полузакрытые веками выпуклые глаза. Огромный железный шолом
размером с шатер блестел, спускаясь по самые насупленные брови, на которых тоже
зацепился и не таял снег. Выгнутая стрела, пронзая козырь шлема, укрывала
расплюснутый нос от ударов. Длинные вислые усы и длинная седая борода ниспадали
на бронзовые пластины, наложенные поверх кольчуги. Богатырь был в кожаных
портках, боевых рукавицах и тяжелых сапогах с огромными шпорами. На левом локте
у него болтался щит с озеро величиной, а исполинский прямой меч с резной
рукоятью колыхался у бедра. Из-за плеча выглядывал колчан со стрелами — будь
они поменьше, сошли бы за копья.
