Но в воскресенье у Полли поднялась температура, покраснело горло, и Мэг забыла обо всем на свете. Вызвали врача. Он прописал какой-то новый антибиотик и аспирин, если температура будет выше ста.
[1]
— Я никуда не поеду, — рыдала Мэг. — Поезжай один.
— Надо поехать, — уговаривал ее Гас. — Так будет лучше и для тебя, и для Полли. У нее ничего страшного. Врач ее осмотрел, а мы вернемся пораньше. Тебе все равно нечего здесь делать. Мерить температуру и давать таблетки может и Магдалена. Полли ее любит.
Мэг стала сдаваться.
— Там, наверное, будет забавно. Но ехать пятьдесят миль зимой, да еще оставив дома больного ребенка…
— Это не забава, а работа, — резко возразил Гас. — Мы должны быть с Амосом, пока тут Вера.
— Не беспокойся, мамочка, — вмешался Хью. — Я ведь тоже остаюсь. Если что-нибудь случится, я позвоню, и ты приедешь. — Видно было, что он наслаждается мелодраматической сценой, разыгрываемой родителями.
— Ничего не случится. Ничего не может случиться. Нас не будет всего несколько часов.
Мэг знала, что Гас тоже неохотно уезжает от больной дочери. Когда Хью болел, его никогда не оставляли одного, но к рождению Полли они уже знали, что повышенная температура у ребенка вовсе не признак тяжелой болезни.
Мэг нехотя прошла в свою комнату и надела черное бархатное платье. Черепаховый медальон на цепочке прекрасно сочетался с высоким гребнем. Мэг достала кольцо с большим рубином — подарок Гаса на комиссионные от первого фильма Амоса, — но даже оно не улучшило ей настроения. И мягкий густой мех шубки не спас от внутреннего холода.
«Я должна сказать, должна». И все-таки молчала.
Мэг попыталась представить лицо Веры, когда она получила письмо. Да, такой промах не исправишь извинением… «Простите меня, пожалуйста, за то, что я назвала вас бездарной актрисой и порочной женщиной. Вы же знаете, я имела в виду другое». Произошла кошмарная нелепость, и она означала объявление войны. Трудно представить, каковы будут ее последствия для Августа Веси, литературного агента.
Мэг всё знала о делах мужа. Она была дочерью издателя, сама писала рассказы и помогала Гасу, разбирая и прочитывая горы рукописей. Это она открыла Амоса Коттла, найдя его рукопись в куче других, которые Гас не удосужился посмотреть сам и дал ей. Но в финансовых делах Мэг ничего не смыслила и не имела ни малейшего представления, насколько Гасу необходим Амос.
Может, Вера не получила ее письмо? Предположим, она не заехала за почтой. Или голливудские секретарши не слишком заботятся о письмах киноактрисам, которые со скандалом покидают студию. Почтальон сломал ногу, или Верин самолет потерпел аварию… Мэг старалась переключиться на что-либо другое, но ей не удавалось. Огромный самолет в тумане врезается в гору, падает, объятый пламенем, и вместо нежного чарующего голоса слышен визг смертельно раненого животного…
Спустился туман, и это показалось Мэг плохим предзнаменованием. Снег на дороге напоминал кипы прессованного хлопка-сырца, а машины, которые можно было угадать лишь по свету фар, ехали слишком быстро для такой погоды. Мэг потеряла ощущение реальности. Ни с того ни с сего стала вспоминать свое завещание и заодно представлять, на ком женится Гас, если уцелеет…
Нет, так больше нельзя. Нужно сказать, пока они не приехали.
— Гас.
— Да!
Слова не шли с языка. Ладно, она попробует начать издалека.
— Гас, Амос любит Веру?
Гас колебался.
— Трудно сказать. По крайней мере, когда она уехала, он был счастлив. Разве ты не помнишь? Амос сам говорил. С тех пор он о ней не говорит, но чем-то Вера все же привлекла его, иначе бы он на ней не женился. Вопрос в том, будет ли она и теперь столь же привлекательна для него. Мне кажется, что иногда он по ней скучает, а может быть, это просто одиночество.
— Бедный Амос. — Слова Гаса тронули ее до слез. — Я раньше об этом не думала, а ведь он и правда очень одинокий человек. Ни семьи, ни друзей, только деловые знакомые вроде тебя и Тони. Он почти нигде не бывает и живет в таком большом и пустом доме.
— В наше время бывшему алкоголику трудно вести светский образ жизни. Редкая вечеринка обходится без выпивки, а просить имбирное пиво, когда все поглощают джин, неловко. А так никто и не догадывается о его болезни. Ты никому не говорила?
— Конечно, нет. Даже Филиппе.
— Я думаю, Амос достаточно умен, чтобы не менять образа жизни. Он много пишет и много читает, иногда они с Тони играют в гольф, раз в неделю у него программа на телевидении. И никаких финансовых или семейных проблем. Идеальная жизнь для талантливого писателя.
Мэг искоса взглянула на него.
— Ты до сих пор веришь, что Амос очень талантлив?
— Тебе лучше знать, — ответил Гас. — Ты его открыла.
— Но это была первая его книга, и она здорово выделялась на фоне других рукописей. Последние его романы…
— Мэг, ты не можешь по-настоящему понять то, что написано после тысяча девятьсот десятого года. Амос — продукт своего времени, а тебе оно ненавистно. Он много пишет и ни разу не опустился ниже уровня первого романа, а это признак настоящего таланта. Успех пришел к нему сразу, после первой же книги, и все критики приветствовали его как восходящую звезду. Понимаешь, это не может быть случайно. В нем что-то есть, хотя я не могу сказать, что именно.
— Индивидуальность Коттла, — вздохнула Мэг. — Критику из сегодняшней «Трибюн» она не импонирует.
— Ты хочешь сказать, что эта статейка произвела на тебя впечатление? — Слово «статейка» Гас произнес, вложив в него все свое презрение. — Эммет Эйвери — соперник Мориса Лептона, вот он и хочет сбить с Лептона спесь, потому что тот из кожи вон лезет ради Амоса.
— Какая низость!
— Стоит ли из-за этого волноваться! Амоса критикуют в первый раз, и это пойдет ему на пользу. Писатель обретает прочное положение, только когда какой-нибудь известный критик напишет, что все созданное им гроша ломаного не стоит. Тогда поклонники бросаются на защиту обиженного любимца, и начинается ажиотаж.
— Ты говоришь так, как будто Тони сам отправил рецензию Эйвери в «Трибюн».
— С «Трибюн» это исключено, — сказал Гас. — Но будь у него такая возможность, он бы ею воспользовался.
Минут двадцать в машине царило молчание. Потом Мэг решилась и заговорила опять.
— Гас, — сказала она шепотом.
Гас, не отрываясь, глядел на габаритные огни идущей впереди машины.
— Что? — нетерпеливо спросил он.
— Почему ты так тревожишься за Амоса? У нас ведь есть и другие клиенты.
— Да, но Амос только один. — Гас улучил момент и обогнал машину. Мэг сидела затаив дыхание. — Мне кажется, ты не понимаешь, какую роль в нашем бюджете играет Амос, — продолжил он, когда вырулил снова в правый ряд. — В наше время что агентство, что издательство, как у Тони, находятся в одинаковом положении. Один удачливый автор, из года в год поставляющий бестселлеры, может нас обеспечить, и одна-единственная неудача — погубить. Амос исключительно плодовит. Четыре романа за четыре года. Иной раз я просто дрожу от страха, что он провалится, но пока он поставляет нам не только хлеб с маслом, но и пирог с вареньем. Его фильмы тоже приносят доход. Можешь считать, что это Амос оплачивает нашу квартиру, машину, шмотки, развлечения — все! Без него я смогу заработать не больше двадцати тысяч в год. Теперь вычти налоги и деловые расходы. Что останется? Мэг, мы все поставили на одну карту, и эта карта — Амос Коттл.
