– По первому узбеку ответа пока нет? – спросил я.
– А я разве тебе не говорил? Есть ответ. По данным МВД, обладатель паспорта был похоронен четыре года назад на кладбище в пригороде Ташкента. Умер от рака легких. Скорее всего, и со вторым будет похожая история… Ладно. Что дальше планируешь делать?
– Пойдем по тропе искать базу. В БМП посадили нашего отставного бомжа, он покажет дорогу. Думаю, не заблудимся.
– Оставь на месте боя человека. Я вышлю вертолет со следственной бригадой.
– Волоколамов в гипсе, ему по горам скакать трудно. Пусть здесь встречает. Оставлю, товарищ генерал. Да и две БМП будут здесь же стоять.
– А ты докладывай, если будет что интересное.
* * *
Все остальное было делом техники. Мы с группой вышли на тропу от карьера. Отставной бомж Николай, казалось, обрадовавшийся возвращению в горы, был бодр и оживлен. Вел он нас так, словно шел по хорошо знакомой городской улице. Хорошо, что второй вертолет не успел сбросить на тропу гранату с суперлубрикантом, иначе нам пришлось бы пробираться или через скалы, или же просто ждать, когда прекратится действие препарата. Мы поднялись к перевалу, и дальше путь шел уже неподалеку от траверса хребта по другую сторону. Внезапно остановился ведущий майор Желобков, и микрофоны донесли до бойцов группы отрывистый щелчок – характерный звук, всегда означающий одно и то же. Мы резко залегли, приготовив оружие. Последним это сделал сам Желобков, которому еще потребовалось ударом под колени уронить на камни отставного бомжа. Но все уже видели, что навстречу группе по тропе кто-то бежал. Это был человек слегка за тридцать, по виду местный житель. Его легко можно было принять за одного из бандитов, но оружия у человека с собой не было.
– Кто-то переживал из-за отсутствия пленников? – непонятно кого спросил в микрофон Желобков.
– Работай и не болтай, – дал я заместителю рекомендацию.
Майор встал, когда до бегуна оставалось всего-то метров пять. Лицо местного исказил испуг. Желобков, видимо, отодвинул микрофон ото рта, потому что нам не было слышно его разговора с этим странным спортсменом.
– Что там? – поторопил я заместителя, подходя ближе.
– Можешь познакомиться: Гамид Баталович Абдурагимов собственной персоной. Был в плену в банде и сбежал, когда ушли все, кроме одного узбека и рабочих. Желал как можно скорее добежать до города, чтобы спрятаться в сарае у матери.
Гамид, все еще задыхаясь, закивал.
– А дельтаплан ты из сарая куда дел? – спросил я.
– Бандиты забрали…
– А убежал как? – спросил старший лейтенант Мальцев. – Узбек спать лег?
– Он по телефону говорил. На своем языке. Я ничего не понял. Понял только, что ругается. А я воспользовался. И убежал. Он сейчас погонится… – Абдурагимов обернулся и вздрогнул, показывая пальцем: – Вон он…
Теперь все мы увидели человека, стоящего на тропе широко расставив ноги, метрах в тридцати от нас. Оружия он не поднимал, хотя на его плече виднелся ремень от чего-то, спрятанного за спину. На нас смотрел, скорее, с любопытством, чем с агрессией. Я, сделав жест рукой, остановил группу и пошел по тропе навстречу незнакомцу. Шагах в десяти от него остановился. Мне почему-то показалось, что я узнал фигуру того человека, за которым мы гнались ночью на машине, хотя это, скорее всего, было плодом воображения. Я видел беглеца только через тепловизор, следовательно, мог рассмотреть и запомнить только контур его тела, не больше.
– Ты, Тридцать Первый, все же пришел сюда, – констатировал незнакомец. – Честно говоря, я не ожидал.
– А я не ожидал, что ты знаешь, как меня зовут.
– Как не знать, если я провел подготовку.
По-русски он разговаривал хорошо, даже грамотно для иностранца.
– Как погода в Узбекистане?
– Давно там не был, не знаю.
– А вообще-то бывал? Доводилось?
– Доводилось.
– А узбекский язык ты знаешь? Или ты разговаривал с узбеками на уйгурском?
– Ты меня опять удивляешь, – сказал незнакомец с улыбкой. – Не ожидал, что ты владеешь такой информацией.
– Рад этому, – сознался я. – Если ты не ожидал, то проиграл.
– Нет. Это будет «китайская ничья»
[16]
. Знаком тебе такой шахматный термин?
– Знаком. Только в нашей работе ничьих не бывает.
Незнакомец достал из-за спины не оружие, а какой-то пульт, показал мне – и почти торжественным движением нажал кнопку. Вздрогнула земля, и впереди, метрах в ста от нас, взметнулся в небо черно-красный столб. Незнакомец уничтожил бандитскую базу, надо полагать, вместе с рабами, которые там работали.
– Это ничего не решит, – начал я блефовать, подходя ближе. – У нас трое пленных, в том числе твой соотечественник. Даже два соотечественника, но второй едва ли дотянет до кабинета хирурга. У него тяжелое ранение. А уж разговорить их мы сумеем. Они смогут кое-что рассказать.
– Этого не может быть, – возмутился незнакомец. – Мои бойцы знают, как вести себя при угрозе пленения. Они не могут попасть в плен.
– После хорошего удара по голове не сразу сообразишь, как себя вести, – сказал я спокойно и уверенно. Так уверенно, что даже мой оппонент не усомнился в моих словах.
– Это плохо, что они попали в плен. Но я не попаду…
Из его широкого рукава выпала и легла в ладонь граната, а вторая рука потянулась к гранате, чтобы сорвать кольцо и освободить прижимной рычаг. А вот здесь он и показал свою плохую подготовленность. В этом случае кольцо следовало сорвать заранее и держать прижимной рычаг рукой. Тогда взрыв произошел бы.
Расстояние между нами было всего пять метров. Я почему-то вспомнил вертолетчика майора Ставрова, который уничтожил бандитов, только увидев ПЗРК. Меня тоже достали бы осколки. А жить мне, говоря честно, еще хотелось. Попасть в руку с гранатой даже с такого небольшого расстояния было проблематично, и я не стал рисковать. Не поднимая автомат, выстрелил с пояса в правый бок противника. Наверное, прострелил ему печень. Такой выстрел несмертелен, но вызывает сильнейший болевой шок. И тут же, не теряя времени, совершил скачок вперед и прикладом выбил из руки гранату.
Уйгур осел на тропу. Я сделал знак Желобкову, приглашая подойти и полюбоваться, а сам вытащил трубку, чтобы доложить ситуацию генералу…
