Пассажиры «Победы» выскочили на дорогу и направились к поверженной машине, из чрева которой доносились стоны. Там образовалась куча-мала, в которой трудно было что-либо разобрать.
— Леха, прикрывай!
Капитан и Прохоров стали вытаскивать незадачливых гонщиков из машины. Один был мертв. Какая-то из пуль старшего лейтенанта все-таки достигла цели. Когда достали второго, сзади раздался крик Башилина:
— Это же Томсон, заместитель Халтурина!
— Витька, ты-то зачем вылез?..
Тут из машины ударил выстрел — и Башилин, схватившись за низ живота, рухнул на землю. Кот в ответ щедро полил эмку из автомата. Когда Прохоров спустя минуту осторожно заглянул внутрь, он обнаружил там два трупа.
Капитана тем временем обратил внимание на единственного оставшегося в живых пассажира эмки. Это был рослый крепыш, одетый в хороший костюм. Его типично прибалтийскую внешность не могла скрыть даже кровь, струившаяся из рассеченной головы и залившая половину лица. Он только-только очухался и начал слабо шевелиться.
— Ну, что, брат, начнем разговаривать? Я — капитан Мельников, прибыл сюда из Москвы со специальным заданием. Это — мои люди. А вот какого рожна вы на нас поперли?
Ответ лежащего прибалта прозвучал странно:
— Суки сталинские, фашисты… Радуйтесь, ваша взяла сегодня. Но ничего. Придет время — мы вас всех будем вешать на фонарях.
Капитан был несколько ошеломлен. Ведь, по большому счету, солдат тайной войны — это тоже профессия. И даже истребляя друг друга, работники спецслужб испытывают к своим коллегам, работающим на противоположную сторону, нечто вроде корпоративной солидарности. И разговоры ведут спокойно и деловито. С такими эмоциями капитану обычно приходилось сталкиваться, лишь когда он имел дело с непрофессионалами. С какими-нибудь бандеровцами или агентами белоэмигрантских центров. Но этот-то был вроде как профи. Видимо, удар по голове, полученный при аварии, слегка накренил его мозги — и теперь из прибалта перло в чистом виде подсознание. То самое, которое передовая марксистская наука считала выдумкой буржуазных псевдоученых-фрейдистов.
— Постой, давай о деле, — попытался урезонить его капитан.
— На фонарях вас, сталинских выродков, будем вешать. От Таллина до Владивостока, на каждом повесим…
Все это он произносил с ужасным эстонским акцентом. Хотя трудно поверить, чтобы в КГБ взяли человека, который не умеет чисто говорить на великом и могучем.
— На каждом фонаре по сталинисту…
Неожиданно лежащий выхватил пистолет и направил его на капитана. Тот стоял, опустив оружие, и не успел бы адекватно отреагировать. Тут бы и пришел Мельникову конец, если бы не Кот, — он не долго думая всадил эстонцу пулю в лоб.
— Вот те раз… — ошалело пробормотал Мельников.
К ним подошел Прохоров.
— Это бывает. Травматический шок. У меня мама работает на «скорой», я знаю. В таком состоянии люди иногда интересные вещи говорят. Это почище, чем нашумевший американский «наркотик правды». Можно сказать — момент истины.
— Истины? Может быть. Только вот какой истины, хотел бы я понять?
13 мая 1966 года, Магадан
Ирена Халтурина была хрупкой нервной женщиной с типично грузинской внешностью. Речь ее была правильной, даже слишком правильной. Без малейшего акцента, который чувствуется у грузин, даже если они полжизни прожили среди русских. Наверное, потому, что она работала учительницей литературы в школе. Даже теперь, сильно волнуясь, она говорила как диктор телевидения или иностранец, старательно выучивший русский:
— Мой муж — человек скрытный, молчаливый. Он никогда ничего не рассказывал мне о работе. А я не спрашивала. Понимаю ведь — секрет. Из сослуживцев дома я видела Томсона, эстонца, и Валерия Глызина. Валерий — неприятный человек, взгляд у него страшный… Но они всегда, по крайней мере, в моем присутствии, говорили о совсем обычных вещах — о кино, о спорте.
Мельников поудобнее устроился в кресле. В квартире майора Халтурина шел обыск. Который, разумеется, ничего не дал, да и дать не мог. Не такой дурак был Халтурин, чтобы оставлять у себя дома какие-нибудь нехорошие вещи. Трудно было предположить, чтобы у него здесь лежали груды золота или там, допустим, списки врагов Старкова, подлежащих уничтожению.
— А вас не удивляло, откуда у вашего мужа столько денег?
— Я как-то об этом не задумывалась… Я думала, какие-нибудь премии, доплаты, северная надбавка.
Капитан усмехнулся. Этот вопрос он задал просто по инерции, потому что ответ на него звучал всегда одинаково. Есть в мире огромное количество женщин, которые ежедневно пилят своих мужей за то, что те приносят в дом мало денег. Но Мельников не знал ни одной, которая, если муж приносит много денег, спросила бы его: а откуда он их берет? Приносит и приносит — кого волнует, зарабатывает он их, ворует или рисует в подвале…
Утром из Москвы прибыло подкрепление, и дело пошло всерьез. Под руководством капитана Мильке занялись опознанием тех, кого положила веселая команда капитана. Список Башилина оказался полностью закрытым. Все указанные в нем сотрудники КГБ не могли ничего сказать, поскольку уже стояли в очереди к воротам, которые охраняет апостол Петр. Правда, Ирена назвала еще одно неизвестное имя, но его обладатель исчез еще неделю назад. С большой долей вероятности это был тот самый Валера, который успокоился где-то возле нехорошего радиоактивного места, похороненный людьми таинственного Черного человека. В живых и на свободе кроме Старкова оставался еще только товарищ Халтурин. По словам жены, вчера утром он ушел на работу, сказав, что задержится на ночь. С тех пор она его не видела. И вроде как не врала. Все вещи, кроме костюма, в котором он ходил на работу, были на месте. Да и далеко смыться не мог он. Велика Колыма, да податься некуда, когда игра идет всерьез. Аэропорт и морской порт были перекрыты. Во все поселки по трассе разослали ориентировки. Так что скорее всего он находился где-то в Магадане.
— А из друзей вы не можете назвать кого-то?
— Друзей у него было мало. Сами понимаете, люди боятся работников КГБ. Поэтому общаются они в основном с коллегами. Могу вспомнить… Башилин Виктор Павлович. Старков Геннадий Сергеевич, геолог. Вот с ним он часто ездил на рыбалку, на охоту. И еще этот, журналист. Такой милый человек. Мне он больше всех нравился. Еськов Михаил Всеволодович.
Мельников чуть не подпрыгнул. Еськов! Собиратель якутских легенд! Конечно, ничто не мешало журналисту водить любые знакомства. Но как-то уж странно смотрелся этот добрейший гуманитарий в такой вот теплой компании.
— Скажите, а этот Еськов и ваш муж, они часто встречались?
— Не слишком. Но как-то я случайно их видела на улице. У них были странные отношения.
— То есть?
— Вы знаете, мой муж — он всегда уважал только успешных людей. Остальных презирал. Сами посудите, Старкова вся Колыма знает. Знакомства с Башилиным все добиваются — он может что угодно достать, хоть птичье молоко. А кто такой Еськов? Писатель-неудачник, мелкий литературный сотрудник, который возится с местными графоманами. Мой муж всегда смотрел на него снизу вверх. То есть он внешне это не показывал, но я ведь жена, я вижу…
