– Не стрелять, – закричал Серый, но опоздал. Выстрел прозвучал одновременно с его словами. Девка упала, сбитая пулей, и Серый понял, что она мертва. Пуля попала точно в сердце. – Не стрелять, – заорал он еще громче, видя, что все жители деревни готовы ринуться кто куда. – Всем стоять! Больше мы никого не тронем! Я сказал: стоять!
Когда все более-менее успокоились, Серый громко произнес:
– Теперь слушайте! С теми, кто будет организовывать всякие колхозы, мы будем разбираться жестоко. Вырежем всех, а дома сожжем. И колхозное все будем жечь. Зарубите это себе на носу! И можете передать это милицейским, которые из города понаедут потом. У нас на всех патронов хватит. Есть вопросы?
Вопросов не было.
– Все, сваливаем с этого огорода, – крикнул он бойцам, разворачивая коня. Один за другим бандиты, как призраки, растворились в темноте.
* * *
– Я думала о том, что ты говорила… неверно все, – бросила Евдокия сестре, перезаряжая револьвер.
Она сидела в горнице на лавке, закинув ноги на стол. Анисья, мывшая в это время пол, подняла голову и нахмурилась, стараясь понять, о чем разговор:
– Про что я говорила? Я много чего говорю.
– Да, болтаешь ты много, – ехидно согласилась Евдокия и пояснила: – Про то, что нужно уходить отсюда и все бросить. Неправильно это. Надо бороться, и рано или поздно власти поймут, что мы не сдадимся, и прекратят этот грабеж на селе. Ведь чем сильнее они давят на людей, тем больше народу к нам бежит. Они должны понять это. Люди смогут вернуться домой, а мы сможем уйти за границу. Если сейчас уйти, то красные просто перестреляют всех, кто бежал из деревень к нам и поселился у крепости. Мы не можем их бросить. Не по-людски это. Там ведь и дети есть. Некоторые совсем маленькие…
– Власти никогда не поймут и не прекратят террора, – спокойно возразила Анисья.
– Мы будем их бить, как сегодня, и поймут, – не согласилась Евдокия. – Видела бы ты. У нас практически потерь не было, а их всех покрошили… Они теперь не скоро еще в лес сунутся.
– Нет, наоборот, сунутся и еще как, – покачала головой Анисья и сбросила ноги сестры со стола с сердитым видом.
– Да ладно тебе, – фыркнула Евдокия, защелкнула барабан револьвера, убрала оружие в кобуру, лежавшую рядом на лавке. – Помнишь, к отцу дядька из Америки приезжал. Он всегда ноги на стол закидывал, даже в сапогах.
В дверь осторожно постучали.
– Кто там? – громко спросила Анисья.
– Открой, это я, Серый, – послышалось из-за двери.
Анисья хотела спросить, что ему понадобилось в два часа ночи, но Евдокия, соскочив с лавки, зажала ее рот и зашептала на ухо сестре:
– Я поговорю с ним. Ты схоронись, а я дверь открою. Он в деревню ездил. Я послала его навести порядок. Доложить хочет.
– Идите милуйтесь на улицу, – зло зашипела Анисья, отталкивая сестру, – я спать хочу…
– Че, милуйтесь? – делано удивилась Евдокия. – Я ничего такого…
– Да я давно знаю, что вы снюхались. Шила в мешке не утаишь, – отмахнулась рассерженная Анисья.
Евдокия не стала спорить с сестрой, дождалась, пока та укроется за занавеску, и приоткрыла дверь.
– Это я. Чего не открываешь? – во весь рот улыбнулся ей Серый и попытался протиснуться в щель.
– Назад, – скомандовала Евдокия, пресекая его попытку пройти, – я сейчас выйду и поговорим.
– А в доме сподручней будет, – обиделся Серый. – Чего ты меня не пускаешь?
– За надом не пускаю, не твое дело, – огрызнулась Евдокия, – колдовала я и прибрать не успела. Тебе нельзя смотреть, понял?!
– Понял, – Серый отступил с хмурым видом.
Евдокия натянула сапоги, подпоясалась, пристегнула кобуру с револьвером и вышла к нему. Первым делом Серый полез целоваться.
– Эй, хватит, сначала доложи, а потом уже приставай, – гневно воскликнула Евдокия.
Серый сразу сник, опустил глаза и отвернулся:
– Да чего там докладывать? Все сделали. Амбары и ферму сожгли. Людей из правления постреляли.
– Не все говоришь! – погрозила ему пальцем Евдокия, почувствовав в словах парня недосказанность. – Что, были какие-то проблемы?
– Это случайно вышло, – начал оправдываться Серый, – жену и дочку председателя застрелили.
– Да вы что, сдурели, что ли, – гневно воскликнула Евдокия, – что люди подумают! Что мы такие же, как красные! Убиваем всех направо и налево.
– Было темно… Все на взводе. Баба сама под пулю подставилась. Я не успел ничего сделать, – сбивчиво бормотал Серый с виноватым видом.
Евдокия молчала.
– Ну скажи, что мне сделать, чтобы искупить вину?! – воскликнул он, пытаясь обнять атаманшу.
– Да отстань! – рявкнула на него Евдокия и грубо отпихнула. – Лучше иди, а то я за себя не отвечаю! Сегодня я не хочу тебя видеть. Уходи, я сказала!
Серый молча развернулся и побрел прочь, как побитый пес.
4
Женщина в черном платке с каменным лицом пропустила чекистов в тесную горницу, где на полу лежали убитые, накрытые чем попало. Алексею бросилось в глаза восковое лицо дочки председателя. Рядом лежала ее мать.
– Ясно, – процедил он сквозь зубы.
– Совсем, паскуды, озверели. Уже детей не жалеют, – буркнул стоявший рядом с ним Красин. Трефилов подавленно молчал. Раненая рука начальника милиции покоилась на перевязи. Командир отряда китайских наемников Кван тоже молчал, но по выражению лица было видно, что картина его нисколько не трогает.
– Пошли отсюда, – предложил всем Алексей и первый вышел на улицу.
Восходившее солнце било в глаза. Ему пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы видеть, куда идти. На дороге стоял их сборный отряд: сотня китайцев, с десяток чекистов и столько же милиционеров. От набора в отряд добровольцев Алексей отказался.
– И что дальше? – поинтересовался Красин, появляясь у него за спиной.
Алексей обернулся к нему:
– Теперь мне надо поговорить с вашим тайным агентом.
– Что, вот так, при всех? – удивился Красин.
– Ну, зачем же при всех, – криво улыбнулся Алексей, – сейчас мы организуем в доме председателя дознание и будем приглашать всех, кто был свидетелями убийства. Между делом пригласим и вашего человека.
– А может, не стоит, опасно, – с сомнением пробормотал Красин, поглядывая на чекиста исподлобья.
– Стоит, – заверил Алексей.
В пустой дом председателя по одному вызывали очевидцев, допрашивали и отпускали восвояси. Постепенно перед Алексеем начала вырисовываться картина произошедшего. Главной целью бандитов, по-видимому, было уничтожение правления колхоза и колхозных построек. Некоторые из деревенских считали, что жена председателя и дочь погибли случайно. Другие, напротив, утверждали, что бандиты убили их специально для устрашения. Через полчаса заявился Кырныш Вотекумко. Невысокий, плотный, лысый, с неприятным оплывшим лицом, заросшим густой щетиной, и узкими глазами-щелочками, он выглядел чрезвычайно неопрятным и вызывал в душе у Алексея чувство омерзения. Все в нем было неприятно: и внешность, и одежда, и высокий назойливый голос.
