И Петр выручал коллегу, знал – долг платежом
красен. Нужно будет – угольщики помогут рыбакам. Честно говоря, условия в
«Морской» были не ах. Туалет и душ в конце коридора, и комнаты в основном на
трех-четырех человек, с самой простой мебелью. Впрочем, никто не придирался ни
к обстановке, ни к постельному белью. Чисто, и ладно. Не требовали постояльцы и
холодильника, не настаивали на том, чтобы в номерах работали телевизоры. Народ
при коммунистах был особо не избалован сервисом и почитал за счастье, приехав в
Москву из глубинки, найти где переночевать, пусть даже в комнате с тремя
отчаянно храпящими соседями. Правда, телевизоры все же в «Морской» стояли,
целых два. Один в холле первого этажа, другой – в холле второго. Желающие
могли посмотреть программу «Время», потом художественный фильм. В одиннадцать
вечера телевещание заканчивалось, и командированные разбредались по комнатам.
Потом, в связи с происшедшими в стране
переменами, Министерство рыбного хозяйства СССР приказало долго жить. Но
«Морская» осталась, выжила в передрягах, превратилась в акционерное общество…
Правда, комфорта новый статус ей не прибавил – не появились телевизоры и
холодильники, не переоборудовались номера. Но «Морская» уверенно выдерживала
конкуренцию из-за низких цен, тут даже стали иногда селиться иностранцы –
мало избалованные поляки, болгары и немцы из бывшей Восточной Германии.
– Не можете ли припомнить какой-нибудь
интересный случай? – пошла я напролом.
– Что вы имеете в виду? – спросил
Петр.
– Ну, вдруг обокрали кого, или постоялец
с собой покончил…
– Упаси бог, – замахал руками
директор, – кстати, ни один управляющий отелем не станет распространять
такую информацию, клиенты суеверны, можно прибыль потерять. Но у нас и правда
ничего криминального не случалось…
– Совсем-совсем? – загрустила я.
Петр развел руками:
– По крайней мере, за те годы, что я тут
работаю; впрочем, один раз был пожар.
– Когда?
Собеседник снял трубку.
– Ада Марковна, загляните ко мне.
Призванная на помощь дежурная задумчиво
переспросила:
– Пожар?! Ах, вы имеете в виду тот жуткий
случай на втором этаже в двадцать седьмой комнате. Погодите, погодите…
Я еще тут не работала… Год, наверное, шестьдесят восьмой – шестьдесят
девятый. Лучше у Грибоедова спросить.
– У кого?
– У нашего завхоза, – пояснила Ада
Марковна, – фамилия его Грибоедов, а зовут Олег Яковлевич.
– Старейший сотрудник, – подхватил
Петр. – «Морскую» открыли в шестидесятом году, и он тут со дня основания
при подушках и простынях. Наша живая история.
– Небось память у дедушки никуда, –
со вздохом протянула я.
– Что вы, – оживилась Ада
Марковна, – ему еще и семидесяти нет, а с виду так и шестьдесят не дать.
Потрясающий человек, а память! У нас иногда старые клиенты приезжают, лет
по пятнадцать не были, а Олег Яковлевич увидит и сразу вспомнит, как зовут,
откуда явился да в каком номере в последний приезд жил. Не человек –
компьютер!
– Ах, как интересно! – взвизгнула я,
изображая экзальтированную журналистку. – Давайте расскажем о судьбе
Грибоедова, тесно переплетенной с историей отеля!
Петр и Ада Марковна переглянулись.
– Как хотите, – пробасил
директор, – думаю, ему будет приятно.
– Отличный работник, – поддакнула
Ада Марковна, – всегда трезвый, в трудовой книжке одни благодарности. Я,
как секретарь партийной организации, рекомендую его кандидатуру для печати!
– Адочка, – с укоризной вздохнул
Петр, – у нас давно нет парткома.
– Ну и что? – взвилась
женщина. – А я все равно рекомендую, а вот Марину Зудину никогда бы
не посоветовала!
– Вспомнила корова, как теленком
была, – захихикал Петр. – Зудина уже сто лет тут не работает.
– Кто это? – поинтересовалась я.
– Горничная, – пояснил Петр, –
ловкая бабенка. Пришла году в 98-м вновь на работу наниматься, мне и невдомек,
что за кадр. Смотрю, в трудовой книжке стоит: с 1969 года по 1980-й работала в
«Морской», ну, я ее, как ветерана, чуть было назад не принял. Спасибо, Ада
Марковна остановила.
– Отвратительная особа, – фыркнула
дежурная. – Были большие подозрения, что она по номерам шарит.
У людей пропадало кой-чего.
– Деньги?
– Нет, по мелочи. Кусок мыла импортного,
шампунь польский, конфеты… Ерунда, конечно, а на коллективе пятно. Но Марина
была девушка ушлая, поймать так и не смогли.
– Так представьте себе, – хлопнул
ладонью по столу Петр, – примерно года полтора тому назад иду по Тверской,
тормозит иномарка, и вылезает из нее Зудина. Шуба, шляпа, макияж… Я ее и
не признал, она меня окликнула. То-то я удивился! Недавно на работу в «Морскую»
просилась, пришла в костюмчике с вьетнамского рынка. И вдруг! Я не
утерпел и поинтересовался: «Работу нашли хорошую?» – «Замуж вышла», –
улыбнулась она.
Директор совсем растерялся. Он не так давно
держал в руках паспорт Зудиной и помнил ее год рождения – 1942-й. Женщина
каким-то таинственным образом прочитала мысли несостоявшегося начальника и
хмыкнула:
«Любви все возрасты покорны. Думаете, если на
пороге шестидесятилетия стою, так уже все? Пора в тираж?»
«Что вы, что вы! – стал оправдываться
Петр. – Ни о чем таком я не думал, поздравляю со счастливым браком».
Но тут из глубины машины высунулась
молоденькая, очень хорошенькая девушка и недовольно прочирикала:
«Котеночек, так мы едем в «Розовую цаплю»?»
«Иду-иду», – отозвалась Марина и нырнула
в автомобиль.
– Представляете теперь, как я
изумился? – спросил директор.
– Что же страшного? Ну вышла без двух
минут шестидесятилетняя тетка замуж, подумаешь! Может, мужу все восемьдесят, и
она ему молоденькой кажется. И потом, это еще не тот возраст, когда…
Петр глянул на меня с жалостью.
– «Розовая цапля» совершенно особое кафе,
даже клуб при отеле «Катерина». Содержит оба заведения Анастасия Глинская.
Главная особенность этих мест состоит в том, что туда пускают лишь тех, кто
предпочитает однополую любовь.
– Геев?
