– Совсем с ума сошел, – буркнула
одна.
– Что произошло? – не утерпела я.
– Да Зотов из девяносто пятой квартиры до
белой горячки допился, – словоохотливо пояснила другая.
– Каждый божий день по бутылке
выжирал, – добавила первая, – все, теперь зеленых чертей ловит!
Я облегченно вздохнула, значит, у нас все в
порядке. В ту же минуту дверь второго подъезда распахнулась, и двое дюжих
санитаров выволокли на улицу плюгавенького мужичонку в смирительной рубашке.
Рядом с огромными, одетыми в короткие синие халаты медбратьями алкоголик Зотов
казался щуплым подростком, однако из груди его неслись совсем недетские вопли.
– Гады, сволочи, пустите! –
выкрикивал Зотов, пытаясь освободить связанные за спиной руки. – Никуда не
поеду!
Соседи притихли. Санитары молча принялись
запихивать буяна в «Скорую помощь». Но это у них получалось плохо.
– Ой, горюшко, – запричитала
стоявшая рядом со мной женщина, – ну за что мне это несчастье? У всех
мужики ведрами ханку жрут и ничего, а мой сразу с катушек съехал.
– Не расстраивайтесь, – попыталась я
ее утешить, – вылечат.
– Видел я эту кенгуру, – вопил
Зотов, – живая она, не сойти мне с этого места! Живая!
Санитары, не обращая внимания на его вопли,
пытались затолкнуть алкоголика в перевозку.
– Была, была кенгуру! – визжал
Зотов, – А еще обезьяна к ней иногда приходила, и они дрались! Не
верите? Была!
Медбратья удвоили усилия и втиснули
несчастного в допотопный «рафик». Машина фыркнула пару раз и поехала.
В стекле задней дверцы мелькнуло лицо Зотова с раскрытым в беззвучном
крике ртом.
Толпа, переговариваясь, начала расходиться.
– Что это он про кенгуру болтал? –
тихо спросила я у плачущей жены Зотова.
Та, трубно высморкавшись, словоохотливо
объяснила:
– Пил как черт. Ну каждый божий день то
бутылку, а то и две ужрет, урод. Другие засосут водяру – и спать на
диванчик, тихо да спокойно, а мой нет, куда там! Неймется ему! По квартире
бегает, к детям пристает, дерется, пакостит по-страшному. И ничего его не
берет. У Вальки Федотовой из сто двадцатой квартиры – вот где
счастье! – допился мужик до того, что почку отрезали! Все, теперь боится
даже взглянуть на бутылку. Хорошо жить стали, мебель купили…
Я терпеливо поджидала, пока взвинченная баба
доберется до сути проблемы. Наконец она начала объяснять про кенгуру. Вот уже
несколько дней ее муженек видел на балконе это славное животное. Сначала жена и
дети думали, что папенька придуривается, потом Зотов начал рассказывать и про
обезьяну. Тут только до супруги дошло, что счастье пришло и к ним – глава
семьи наконец-то допился до белой горячки, и его, слава богу, заберут от них в
психушку. Однако удивляло, что он видит кенгуру, какой-то странный бред. Обычно
ведь ловят зеленых чертиков или мышей… Но приехавшие медики развеяли все
сомнения – белая горячка, она и есть белая горячка, и чудится больным все,
что угодно, кенгуру так кенгуру.
– А где ваш балкон? – робко
поинтересовалась я.
– Вон видите, красненькие саночки
висят, – ткнула Зотова пальцем вверх.
Я проследила за ее рукой. Интересно, однако.
Зотовы живут в соседнем с нами подъезде, но их балкон находится через один от
нашего. Рядом, в том же отсеке, проживает древняя старушка Анна Ивановна, и вот
ее балкон прилегает впритык к нашему, вернее, к одному из наших, потому что после
того, как Катюша объединила две квартиры в одну, у нас целых три балкона. Анну
Ивановну я великолепно знаю, ее кот, роскошный перс по кличке Леша, регулярно
преодолевает крошечное расстояние между балконами и рвется в гости к Клаусу и
Семирамиде. Мы впускаем Лешу, угощаем его печенкой, а потом кричим Анне
Ивановне и передаем ей кота через перила. Ехать на первый этаж, идти в другой
подъезд и подниматься в квартиру старушки нам просто не хочется. Намного проще
сунуть кота через пропасть, тем более, что он не боится высоты.
Я медленно пошла домой. Интересно, бывают у
людей одинаковые глюки? Потому что если нет, то придется признать, что кенгуру
существует на самом деле.
Вечер пролетел, как обычно, в домашних
хлопотах. Сначала я погладила Кирюшкины рубашки и Лизины юбочки, затем
покормила всех ужином, потом помыла посуду, выслушала школьные новости и зашила
брюки, которые Володя разорвал о гвоздь, торчащий у него на работе из стула.
Посетовав на милицейскую бедность, не позволяющую обзавестись хорошими креслами,
майор пошел домой. Я же легла в спальне на диван и тихонечко включила
диктофон. Послушаю еще раз разговор с Зюкой, может, что дельное придет в
голову…
Но никаких новых мыслей у меня не появилось.
И когда прозвучали последние слова и я уже
хотела выключить диктофон, вдруг из динамика раздался тяжелый вздох и тихое
пощелкивание, потом усталый, какой-то стертый голос Зюки:
– Алло, ты меня слышишь?
Я замерла. Редакторша понятия не имела о том,
что в забытом пакете работает диктофон, и не успела я выйти за дверь, как Зина
кинулась звонить.
– Алло, слышишь? – нервно повторила
Иванова. – Она приходила сюда, она все знает про гостиницу, Зудина
рассказала.
Повисло молчание. Потом Зюка взвизгнула:
– Ты понимаешь, какие у нее мысли? Она
думает, что я отравила Жанку. Бред! Говорит, будто я решила расправиться с
шантажисткой. Леня, помоги!
Снова воцарилась тишина, прерываемая только
тяжелым дыханием взволнованной женщины. Наконец Зина каким-то тусклым,
совершенно безжизненным голосом ответила:
– Слушай, я знаю, что тебе известна
правда. Ну вспомни, кто из тебя, мента неотесанного, директора галереи сделал.
Ведь Шишкина от Ван Гога не отличал! Кто тебя в люди вывел… Я и только я!
Долг платежом красен, Ленечка…
В повисшей тишине раздались странные
булькающие звуки – Зюка надрывно плакала.
– Знаю, – всхлипывала она, – я
все знаю про твою патологическую жадность. Надеешься с убийцы барыши поиметь,
шантажировать собрался! Но мне известно, что ты на всех досье собрал, ментяра!
И ты точно, абсолютно точно в курсе, кто убил Жанку! Спаси меня Леня, а я…
Раздался щелчок, в диктофоне кончилась пленка.
Я осталась сидеть на диване. Леня – это Дубовский, и Зюка
предполагает, что ему известно имя убийцы. Как поступить?
