У метро я долго искала телефон-автомат, но все
время натыкалась на голубенькие будочки туалетов. Конечно, хорошо, что в нашем
городе наконец-то цивилизованно пытаются решить проблему «справления»
естественных нужд. И ведь на самом деле удобно – заплатил всего
четыре рубля и сиди с комфортом. Но я не хочу писать. Мне срочно нужно
позвонить. Наконец телефон отыскался, но у меня не было карточки. Проклиная на
все корки технический прогресс и с умилением вспоминая те далекие райские
времена, когда телефоны-автоматы работали не только от двухкопеечной монеты, но
и от простой пуговицы, а особо нервным хватало простого удара кулаком, я уже
собралась бежать через проспект к метро, чтобы купить в кассе карточку. Но тут
раздался голос:
– Тетенька, вам звонить?
Крохотная, на мой взгляд, пятилетняя девочка
глядела снизу вверх наивными голубыми глазами.
– Да, детка.
– Давайте десять рублей, –
прошептала малютка и вытащила из кармана карточку, – только недолго.
Я сунула в маленькую цепкую ручонку бумажку и
позвонила.
– «Москва-арт», – раздался безукоризненно
вежливый женский голос.
– Позовите господина Дубовского.
– Кто его спрашивает?
– Евлампия Романова.
В ухо полилась мелодия, раздражающая и
навязчивая.
– Тетенька, – дернула меня за подол
девчонка, – давайте еще десять рублей, слишком долго болтаете!
Я полезла за купюрой и тут услышала
произнесенное сочным басом:
– Алло!
– Леня, это Лампа, помните меня?
– Тебя невозможно забыть, – хохотнул
мужик.
Договорившись с ним о встрече через полчаса, я
вытащила карточку и спросила малолетнюю «коммерсантку»:
– И сколько ты в день зарабатываешь?
– По-разному, – ответила она, –
иногда и сто рублей получаю. Правда, попадаются порой такие, могут карточку
отнять.
– А деньги куда деваешь?
– Как куда? Еду покупаю, у меня еще есть
младшие братья.
– Родители не работают?
Девчонка сморщилась.
– Мама в палатке сидит, полтинник в день
имеет в лучшем случае.
– А отец?
Девочка вздохнула и не по-детски рассудительно
ответила:
– Слава богу, до смерти допился, а то еще
ему, козлу, каждый день бутылку покупать приходилось.
Я пошла к метро, но, пройдя несколько шагов,
обернулась. Тоненькая маленькая фигурка, одетая в слишком просторную куртку,
прыгала возле телефона, поджидая следующего клиента. Подавив в себе острое
чувство жалости, я пошла через проспект.
«Москва-арт» расположилась в фешенебельном
месте, в нескольких шагах от станции метро «Маяковская». Насколько помню,
когда-то в этом доме помещался магазин «Диета». Но теперь огромные стеклянные
витрины были заставлены всевозможными атрибутами, необходимыми художникам, –
мольбертами, красками, палитрами, бумагой, в красочных вазах щетинились кисти
всех калибров. Первый этаж был отдан под магазин. Беглого взгляда на прилавки
хватило, чтобы понять: создание картин в наше время – дорогое
удовольствие. Самая крохотная кисточка стоила около двухсот рублей, а от цен на
бумагу и краски делалось просто страшно. Наверное, поэтому, оказавшись в
галерее на втором этаже, я совсем не удивилась ценникам с бесконечными нулями.
Не успела я оглядеться, как ко мне подошла
очень интеллигентная дама. Традиционный английский костюм с юбкой, которая
закрывала колени, бежевая блузка, такие же туфли, темно-каштановые волосы
собраны на затылке в старомодный пучок.
– Желаете подобрать картину? Разрешите
вам помочь?
– Меня ждет господин Дубовский.
– Налево через коридор. – Она
моментально потеряла ко мне всякий интерес.
Я пошла в указанном направлении, уперлась в
роскошную деревянную дверь с витой бронзовой ручкой и толкнула ее. Но дверь и
не шевельнулась. Поднажав на нее всем телом, я влетела в кабинет и чуть не
упала, споткнувшись о Леню.
– Душа моя, – захихикал
Дубовский, – а почему ты сегодня без грима? Я-то, грешным делом, голову
ломал, в образе кого ты сейчас появишься? Царица-ночь? Или спартанский мальчик,
сражающийся с лисицей?
Не обращая внимания на его ерничанье, я
достала диктофон и нажала кнопку. Нервный голос Зюки наполнил комнату.
Леня сел в большое, явно сработанное не в
нашем веке кресло и прикрыл глаза. Дослушав до конца, он крякнул:
– Ладно, признаю, зря не принимал тебя в
расчет. Превосходная работа. Что хочешь от меня?
– Кто убийца Малышевой?
Леня почесал затылок.
– Не знаю!
– Врешь!
– Фу, как грубо! Точно не знаю, имею
только отдельные соображения, но, как понимаешь, их к делу не пришьешь.
– О каких досье говорила Зюка?
Дубовский ухмыльнулся:
– Это хобби, маленькое развлечение, я
собрал кое-какую информацию об общих знакомых. Так, по ерунде. Этот гомик, тот
вор, третий уходит от налогов, но к делу об убийстве это никакого отношения не
имеет. Хочешь знать мое профессиональное мнение?
– Ну?
– Жанну отравил кто-то из гостей, ну, из
тех, кто был тогда у Борьки.
Я фыркнула. Тоже мне, гениальная догадка, да
это известно с самого начала.
– Ты морду не криви, – обозлился
Дубовский. – Наша Жанна еще тот кадр была, малосимпатичная личность, если
до конца разобраться. Во-первых, Никитка не был ее мужем, он ее брат.
– Знаю.
– Во-вторых, они с ним занимались тем,
что…
– Обирали любовников Малышевой, –
закончила я.
Леня хмыкнул:
– Хорошо, теперь о Зюке. Насколько я
понимаю, ты в курсе того, что произошло в «Морской». Так вот, Зинаида не
виновата. Девица на самом деле покончила с собой.
– А ты откуда знаешь?
Ленечка мерзко захихикал:
– Милая детка, в нашем бренном мире все
так переплетено, плюнь – попадешь в знакомого. Я жил в соседней
квартире с Воротниковыми. Натерпелись они от Любки по первое число. И ведь
была вполне нормальная девчонка, а как школу закончила, съехала с катушек.
