– Уронила фужер на пол, а у него ножка
отлетела.
Сконфуженная Зюка быстренько подобрала
осколки, вышвырнула их в форточку, затем подошла к горке с хрусталем, вытащила
другой бокал и поставил на стол.
– Это все?
– Нет, – вздохнула Зюка, –
точь-в-точь таких бокалов не было, я нашла похожий, но он все равно выделялся
среди других в центре стола, а мне не хотелось вопросов. И тогда…
– Ну что? – поторопил Дубовский. –
Что?
– Я взяла фужер с края стола и поставила
его в центр, на место разбитого!
– О-о-о, – вдруг завыл Борис
Львович, раскачиваясь, словно молящийся монах, – о-о-о, ах, сука, о-о-о,
дрянь, дрянь.
Внезапно он захохотал, потом стал дергаться
всем телом.
– Что с ним, папа? – в ужасе
вскочила Ириша.
– Дьявол выходит, – на полном
серьезе сообщил Громов, – ишь, как корчится, убийца!
– Это он убил Жанну! – закричали
Корчагины в голос.
Я только хлопала глазами.
– Нет, – ответил Громов, – он
хотел отравить Анну. Борис знал, что Нюша сядет на свое обычное место возле
двери, и капнул ей в фужер цианид. Анечка обожает «Амаретто» и всегда выбирает
его к месту и не к месту, вот Лямин и решил, что она не почувствует
постороннего вкуса и запаха. Но Зюка случайно переставила бокалы, и отрава
досталась Малышевой…
– Боже, – посерела
редакторша, – я могла умереть!
– Запросто, – «успокоил» ее
Дубовский, – схватила бы не тот фужерчик и – здравствуйте, райские
кущи!
– О-о-о, – стонал Борис
Львович, – о-о, я думал, яд выдохся, когда Анька, стерва, почти полный
бокал выхлестала, и ничего!
– Ага, – удовлетворенно кивнул
Родион, – зато когда Жанна рухнула, вы не растерялись и быстро обвинили
Нюшу, решили не мытьем, так катаньем своего добиться. И, надо сказать,
преуспели. Анюта оказалась в каталажке.
– Зачем он хотел мамочку убить? –
прошептала Ириша.
– Господи, – ответил Родион, –
все так просто, что даже противно. Квартира. По документам – он хозяин, но
только до мая, пока Нюша не начала новую покупать. Ты, детка, выписана на другую
жилплощадь, мать тебе подарок к окончанию школы готовила, сюрприз. Вот он и
придумал план.
– Но почему при гостях? – шептала
Зюка.
– Думал, подозрение на кого-то другого
падет, – пояснил Дубовский.
– Глупо-то как, – вздохнула
я, – интересно, где он взял яд?
– А он дурак, – спокойно продолжил
Родион, – жадный идиот. А насчет цианистого калия… Господин Лямин
раньше работал художником в НИИ, связанном с металлургией, думаю, оттуда и
цианид. Спер на всякий случай и хранил.
– Но следователь, который вел дело, –
заикалась я, – он сообщил, что отрава в бутылке «Айриш Крим»!
– Э, голубушка, – прервал
Родион, – ты плохо слушала, милиционер сказал – в рюмке!
– Но кто и зачем поменял бутылки с
ликером? – недоумевала я.
– Борис Львович, – толкнул художника
Гвоздь, – ну, давай, объясняй…
– Анька денег не считала, –
забормотал полностью деморализованный Лямин, – в баре почти полный «Айриш
Крим» стоит, а она утром говорит: «Неприлично початый ставить, надо новый
купить». Еще чего! Да из бутылки только Жанка пару рюмок опрокинет, другие эту
дрянь и нюхать не станут! Что же, так и копить бутылки? Я взял и отнес
новую в бар, а старую на стол поставил.
– Козел, – прошипела Ирина, –
скунс вонючий.
Я не одобряю подобных выражений, но в данном
случае была полностью солидарна с Ирочкой. Именно козел и скунс!
– Но почему Анна не позволила Ире пить
ликер? – прошептала Валерия.
– Мне мама разрешает только две рюмки
пить, – тихо ответила девочка, – а я тогда за горячим водки себе
налила, вот она ликер и отняла!
Тут только до меня полностью дошли слова,
сказанные Родионом.
– Цианид был в рюмке! Так он и Сеню убил!
– Вот именно, – подтвердил
Гвоздь. – Все обвинения против Анны строились на том, что она знает, кто
любовница Бориса. Но Сеня ничего не сказал ей о Жанне, кстати, по просьбе
Лямина. Вот и пришлось ему отведать отравы. Гребнев много лет пьет из одной
рюмки, и Борис это знает, не забывайте, они близкие знакомые.
– Но как он попал в кабинет? –
поинтересовалась я.
– Просто пришел к Сене, – пожал
плечами Гвоздь, – и, улучив момент, капнул раствор в рюмашку. Секретарша
Гребнева, Надюшка, опознала Лямина по фото. Говорит, хозяин встретил гостя как
родного, только Борис наш не промах. Он яд-то подлил перед уходом! Ну а потом –
просто подарок судьбы. Едва успевает он выйти, как влетает обозленная Анна и
начинает крушить кабинет…
– Почему же Сеня не сказал в милиции
правду о снимках? – не успокаивалась я.
– Не успел, – вздохнул
Родион. – Борька быстрее оказался. Гребнева вызвали к следователю на
среду, а во вторник он уже умер.
– Но Сеня и мне ничего не сказал!
– Зачем бы ему тебе все
рассказывать? – удивился Гвоздь. – Гребнев несколько лет занимался
специфическим бизнесом и знал: меньше говоришь – крепче спишь.
– Но он и Ане не сообщил!!!
Родион потер затылок:
– Нюша с порога принялась с воплем
громить кабинет. Вот он небось и решил – пусть баба еще помучается.
В отместку, так сказать, за скандал. А в среду все и выяснится. Он же
не знал, что Борька налил яд в рюмку. Думал проучить Нюшу за хулиганство. Потом
глотнул коньяк… и все!
– Интересно, почему Надя так испугалась
моих расспросов? – спросила я.
– Она не испугалась, – усмехнулся
Родион, – просто, когда Федорчук всех выпер, Надюшка сумела сделать так,
что ее взяли назад. Взять взяли, но только и поджидали момента, чтобы уволить.
Секретарше показалось, что Лампа тоже хочет устроиться назад и начнет просить
ее о протекции, вот она и избегала встреч с бывшей коллегой!
Наступила такая тишина, что стало слышно, как
бьется о стекло невесть откуда взявшаяся муха.
