– Значит, голубчики, все вы тут
убийцы, – припечатал Дубовский, – сволочи и гады, змеи ползучие,
прямо настоящий террариум друзей.
– Я – нет, – быстренько сказала
Зюка. – Люба сама себе горло перерезала, честное благородное, только вот
откуда Жанка про все узнала?
Родион глянул быстро на Дубовского.
– А у Малышевой был роман, подчеркиваю –
роман, а не «бизнес-встреча» – с одним бывшим милиционером, который собрал
на многих приятелей досье, так, на всякий случай. Мент этот по пьяной лавочке и
болтнул Жанке кое о ком.
Дубовский нагло прищурился и заявил:
– Надо же! Очень интересно!
– Теперь, когда все закончено, –
спокойно продолжил Родион, – пора расставаться.
На свет вновь явился пейджер.
– Мы готовы, – произнес Громов.
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге
появилась группа людей в штатском и несколько милиционеров.
– Понятые все слышали? – осведомился
Гвоздь.
– Да, – отрывисто ответил мужчина в
сером костюме.
Увидев его лицо, я чуть не упала под стол.
В комнате стоял мой ближайший друг Володя Костин.
– Володечка, – робко сказала я.
– Дома побеседуем, Лампа, – сердито
бросил майор и велел: – Давайте, господа душегубы, выходите по одному.
Валерию и Бориса Львовича увели. Зюка ушла на
второй этаж и, очевидно, рухнула с мигренью в кровать, Ириша, радостно напевая,
убежала. Куда делись Андрей Корчагин и Дубовский, я не заметила. Мы с Родионом
остались одни. Громов преспокойно налил себе рюмку коньяка.
– Ну и зачем вам понадобилось нанимать
меня? – сердито поинтересовалась я.
– Эффект палки, – рассмеялся Родион.
– Что?
– Ну, когда засовывают в змеиную нору кол
и поворачивают там его пару раз, гады быстро расползаются в разные стороны. Ты
со своим бешеным энтузиазмом и умением делать фантастические глупости достойно
выполнила роль такой палки, – без тени улыбки пояснил Гвоздь.
Я не нашлась, что возразить, и только
спросила:
– Володю ты откуда знаешь?
Громов аккуратно надкусил яблоко
безукоризненно белыми зубами.
– Встречались. Не все же в МВД такие
суки, как Дубовский, попадаются и настоящие парни.
– А где же дневник Жанны?
– Думаю, его на самом деле не
существует, – задумчиво ответил Гвоздь, садясь за стол. – Никита
придумал про записи, чтобы посильней напугать Валерию и содрать с нее побольше
«капусты».
– Значит, они искали то, чего нет?
– Выходит, так. Кстати, роман с Дубовским
длился у Жанны достаточно долго, и, надо сказать, он ей доверял. Хотя странно.
Наш гадкий Ленечка собрал компромат почти на всех окружающих, впрочем, мне он
сказал, будто хотел даже жениться на Малышевой. Не знаю… Омерзительный тип,
готовый за деньги на все!
– Ты сам не лучше, – пустилась в
атаку я, – позвал в комнату палача, да еще в жутком кровавом фартуке!
Родион захохотал так, что зазвенели рюмки.
– Ой, Лампа, с ума сойти! Спасибо
кинематографистам, воспитали в наших людях твердую уверенность – у крутых
бизнесменов обязательно есть «вешатель и душитель». Вот Борька и перепугался до
потери самоконтроля. Если хочешь знать, «палач» этот – мой садовник Женя.
Милейший, добрейший мужик, обожает домашних животных и прикормил в саду,
по-моему, всех бездомных российских кошек. Да он никого никогда в жизни и
пальцем не тронул! Но господь наградил его специфической внешностью, вот и
пользуюсь иногда! А фартучек! Правда, здорово? Он еще иногда перчаточки садовые
натягивает до локтя и берет секатор. Да что там Лямин, знаешь, какие крутые
ребятки ломались при виде Жени! Теперь все понятно?
– Все!
– А я, честно говоря, думаю, ну почему
Гребнев не унюхал запах цианида? Отчего не насторожился?
– У него был жуткий насморк, –
вспомнила я, – без конца хлюпал носом!
– Ага, – кивнул Родион, –
теперь остается только одна проблема: что готовить на праздничный стол по
поводу Нюшиного освобождения.
– Здорово ты, наверное, Аню любишь!
Родион отложил яблоко.
– Может, и люблю, сам не знаю, только это
за ботиночки.
– Не понимаю…
– Нюша ко мне на зону исправно ездила,
хотя могла и не стараться, штампа в паспорте нет. В лагере ее в очереди
выкликали знаешь как? Сожительница осужденного Громова! Но она каждый месяц
являлась на свиданку сначала с пузом, потом с Иришкой, ни разу не пропустила.
Один раз приехала в декабре, передачку привезла под Новый год. Отец мой уже к
тому времени был покойник, а матушка – инвалид, только от Нюши можно было
продуктов ждать. А на зоне у кого чай и табак – тот и пахан. Навезла
она всего, где только достала, и дали нам свиданку без стекла, в комнате.
Гляжу, а у нее ботиночки до дыр выношенные, холодные, не по сезону, на сапоги
денег нет! Сидит, носом дергает. На себя средств пожалела, а мне…
Он махнул рукой и добавил:
– Так вот – за ботиночки! Понимаешь?
Я кивнула. Да, это я понимаю.
Эпилог
Анну, естественно, отпустили. Ириша
доучивалась в школе и сдавала экзамены. Нюша занималась квартирой, дарственная
обратного хода не имеет, но сидящий под следствием Борис Львович безропотно
подписал все необходимые для продажи бумаги.
На нас пролился дождь подарков. Мне, несмотря
на сопротивление, преподнесли норковую шубку. Лизавету завалили горами барахла
и тоннами косметики, Кирюшка получил видик, музыкальный центр, ноутбук и
роликовые коньки, при виде которых у меня чуть не приключился инфаркт. Впрочем,
в Филатовской больнице мы уже были как родные… Кроме того, Аня дала детям еще
по сто долларов, как она выразилась – «на чипсы». Апофеоз всему – три
пятидесятикилограммовых мешка самого дорогого собачьего корма и несколько
ящиков кошачьих консервов. Наши звери теперь обеспечены едой на год вперед.
Ясным майским вечером я лежала на диване,
мирно читая новый роман обожаемой мной Поляковой. Легкий скрип привлек мое
внимание, я подняла голову. Через открытую балконную дверь в комнату вступил
кенгуру. Как ни в чем не бывало он запрыгал по ковру.
