– Конязь чего? – переспросил Рус.
Молодой богатырь прорычал что-то на своем языке, лицо
мучительно кривилось, говорить ему было трудно, словно всю жизнь провел в лесу
с медведями:
– Кто из вас…конязь народа?.. А, зрю, зрю…
Он кивнул Русу как воин воину, а Соломону поклонился как
старшему в роде. Соломон ответил на поклон, спросил осторожно:
– Что привело тебя, юноша?
Теперь воин морщил лицо, вслушивался, а потом широкое лицо
расплылось в улыбке.
– Дед… дед…
Он умолк, полагая, что сказал все. Рус спросил:
– Что дед? Послал дед?
– Послал, – подтвердил воин радостно. – Дед… почти
дед. Ну… дед деда.
Соломон пожевал губами:
– Правильно, старших надо уважать. А что он сказал на
дорогу?
Рус не успел пояснить, что дед деда вряд ли успел бы что-то
сказать, дед деда зовется пращуром, а воин рыкнул, проговорил с трудом, для
него ломать деревья и ворочать глыбы было явно легче, чем оформлять мысли в
слова.
– Он сказал… пойди и мри.
Соломон раскрыл рот, даже Рус насторожился, смотрел
непонимающе. Молодой воин был полон жизни, в нем чувствовался могучий дух,
который не позволяет умирать, даже если ты утыкан стрелами, как еж иглами, если
даже иссечен топорами, а кровь из дыр хлещет струями.
– Я не совсем тебя понял, – пробормотал
Соломон. – Почему?
– Моя жизнь, – рыкнул воин, – твоя.
– Ну, – сказал Соломон осторожненько, – мы даже не
виделись.
Воин страшно улыбнулся, показал желтые крупные, как у коня,
зубы:
– Зато виделись с дедом деда.
– Как звали твоего пращура?
– Мосл.
Соломон долго морщил лоб, кряхтел, вспоминая, наконец
беспомощно развел руками:
– Прости, все равно ничего не пойму.
Рус сказал настойчиво:
– Расскажи мне. Если я пойму, то перескажу.
Глаза воина были оценивающие, даже прицельные. Рус хорошо
знал этот взгляд. Все мужчины при встрече обмениваются ревнивыми взорами, сразу
прикидывая, кто выше, шире в плечах, тяжелее, у кого сильнее вздуты мускулы,
белее зубы, у кого боевых шрамов больше, но этот смотрит так, будто уже знает,
что драться придется именно с ним, и уже заранее выискивает слабые места.
Соломон лишь пожимал плечами, вздымал брови, и воин поневоле
повернулся к Русу. Речь его была тяжела, временами наступали глубокие провалы,
где Рус не понимал ни слова. Воин сам справлялся с речью с трудом, и Рус в
конце концов понял, что он в самом деле живет где-то в дремучем лесу, их семья
кормится охотой на дикого зверя.
Когда воин умолк, вконец обессилев, на лбу повисли крупные
капли пота, Рус озадаченно повернулся к Соломону:
– Слушай меня, волхв… или ребе, если тебе так удобнее. Из
того, что я понял, люди твоего народа однажды спасли жизнь деду его деда. Ему
не повезло, когда, убив исполинского медведя, он вложил меч в ножны, а тут
неожиданно напала еще и медведица… Он ее задавил голыми руками, но она ему
сломала ногу и подрала так, что ему оставалось только умереть… Ничто не могло
спасти его. Он это знал, и когда его подобрали люди твоего племени, он им так и
сказал. Те все же принялись лечить, охотник долго хворал, иссох как скелет, но
все же встал на ноги. Ему даже дали коня, дохленькую клячу, и он уехал.
Я не понял почему. Наверное, ваши обычаи не понравились. Да и кому
понравятся? Словом, на днях они с какой-то горы увидели пламя пожаров… Они
послали этого бравого воина.
Соломон беспомощно помигал выцветшими ресницами:
– Я все равно не понял его. Почему надо умереть?
Рус терпеливо растолковывал, а воин стоял рядом, внимательно
слушал. Речь Руса нравилась, кивал.
– В вашем племени его дед остаться не мог, это я
сказал. Я не понял, правда, как он очутился в лесу, но ясно, что у него
наплодились дети, они не могли прокормиться охотой все, это и понятно, мерли
как мухи, но род все же не прерывался. И вот сейчас их семь братьев. Отец
их позвал и сказал, что в ваши земли вторглись враги. Его жизнь принадлежит
вам, но он может умереть раньше, чем доберется до вас… видать, уже стар. Однако
имя его рода будет покрыто позором, если человек из его рода не придет вам на
помощь и не отдаст свою жизнь. Их было семь воинов… это я говорил?… они
боролись за право поехать. Этот вот зверюга победил.
Воин понял, что говорят о нем, оскалил зубы и громко бухнул
себя в широкую грудь пудовым кулаком. Там отозвалось совсем глухо, словно в
могучем дубе, где дупло еще не появилось.
– Медведко, – сказал он. – Роговой Медведко.
– Его зовут Роговой Медведко, – перевел Рус. –
Тоже имечко. Но все же лучше, чем Соломон или Иисус!.. Эй, а почему тебя так
назвали?
Воин еще мощнее бухнул в свою грудь кулаком. Будто сухое
бревно ударилось о каменную стену.
– Крепок!.. Нож не царапает… Тверд!
– Понятно, – объяснил Рус озадаченному Соломону. –
У него шкура как бычий рог, такая толстая. Простым ножом даже не
процарапать. Да, этот зверь совсем не простой.
Соломон беспомощно развел руками:
– Все равно не пойму. Пойти… умереть… Почему? Ну почему?
Он видел, что теперь уже и Рус смотрит на него как на
дурака. Да и Роговой Медведко поглядывает с брезгливой жалостью, как на
выжившего из ума старца, что ходит под себя. Сумасшедший мир, подумал он
тоскливо. Ничто не меняется.
– А как же иначе? – удивился Рус. – Он
должен, понимаешь? Иначе разве можно?
– Гм… – смутился Соломон, – вообще-то я полагал,
можно… Да и кто проверит их там в лесу, выполнили они свои дикарские нормы или
нет…
– Нельзя, – ответил Рус убежденно. Он оглянулся на
Медведку, тот кивнул. – А как же честь? А как же имя?
– Ну… гм… Ладно, доблестный воин. Я рад тебя видеть
гостем среди своих друзей.
Воин покачал головой, грозно бухнул в грудь кулаком:
– Я не гость!.. Медведко – воин! Твой.
– Он твой воин, – повторил Рус с сожалением. –
Жаль, я такого молодца предпочел бы видеть в рядах своей дружины.
Соломон беспомощно развел руками:
– Что я могу?.. Иди к Иисусу. Он составляет отряд для схватки.
По правде говоря, он уже составил… но для тебя, может быть, сделает исключение.
Ему как раз нужны меднолобые.
Рус сокрушенно покачал головой. Тупые иудеи не отличают даже
один металл от другого. Нет славы в истреблении такого народа. Надо поскорее их
забыть, едва ножи высохнут от крови.
– Какой же он меднолобый, – сказал он
снисходительно. – То не медь, а еще волхв! Самая настоящая бронза.
