– Рус знает, что невозможно жить нам на одной земле…
Обязательно возникнет новая вражда, а затем и… Мы можем только слиться в один
народ. Именно сейчас, пока скифы обескровлены и пока они еще уважают нас за ту
резню.
Она вскрикнула:
– Но вы! Как можете решиться вы?
– Мы еще не решили, – ответил он мягко, – но я
думаю, что мы… все-таки примем удивительное предложение Руса. Это ведь племя
Гога и Магога, которому предназначено уничтожить народ Израиля! А если мы
сольемся с ним, то в нем исчезнет этот свирепый дух.
Ее губы прошептали:
– Но исчезнете и вы…
– Нас было двенадцать племен, – напомнил он
печально. – Мы только одно… Куда-то ушли еще одиннадцать. Неужели все
погибли? Хоть одно да уцелеет! И тогда Израиль возродится из нашего пепла.
Она сказала сердито:
– Но если каждое из племен, столкнувшись с бедой, решит
исчезнуть, только бы утащить с собой в бездну врага, то что будет? Врагам нашим
несть числа. А племен наших всего двенадцать! А сколько осталось на
сегодня?
Он поморщился, словно пережидал сильнейшую боль. Голос стал
хриплым от страдания:
– Врагам несть числа… но они всем враги, а не только нам.
Они уничтожают друг друга, нам только надо стоять в стороне. А сыны Гога –
это другое. Гог, старший сын Яфета, решил, что отца его изгнали. Изгнали
могущественные враги из страны богатой и обильной. Изгнали, отняв сады, земли,
богатства… И сын горит жаждой отомстить за отца. И эту жажду и
ненависть он передал своим детям. А их правнуки уже и не знают, почему так
ненавидят нас и почему должны прийти в Опаленный Стан, чтобы уничтожить весь
народ, там живущий. Уничтожить всех, даже младенцев. Забить весь скот, вырубить
сады, засыпать родники и каналы. Но они живут с этой мыслью…
Она долго молчала, потрясенная. Спросила робко:
– Но почему они так решили? Почему Яфет, видя
ростки зарождающейся ненависти, не сказал, что мы все – одно племя?
Теперь молчал долго Соломон. А когда заговорил, голос
был нерешительный, словно стыдился чего-то:
– Подавлен был не только Яфет… Но и наш предок – Сим.
И третий брат – Хам. Предания говорят, что они всю жизнь положили на
какое-то великое деяние, что должно было их возвысить до уровня богов. Или
бога, если тогда уже знали одного… Теперь говорят, что они строили гигантскую
башню, дабы достичь небес.
– Бог рассердился и разрушил башню, – быстро сказала
она, – но это легенда!
Он пожал плечами:
– Кто знает, что за гигантскую башню они строили? Ведь ты же
сама говоришь, что мы за последние сотни лет проделали большой путь. Однако
наши дома стоят здесь около тысячи лет…
– Ну, я имею в виду другой путь, – сказала она
сердито. – Ладно, я поняла. Мы тоже идем… или строим, но благоразумно не
рвем жилы, как делали три брата. Они пытались достичь небес в течение своей
жизни, а мы это пытаемся сделать за срок жизни нашего племени. Но почему между
братьями вдруг вражда?
– Крах великого дела, – сказал он. – Разрушение
замыслов… Что у них там случилось, можно только гадать. Ясно только, что
вмешательство бога было лишь оправданием. Мол, если бы не бог, то мы бы… Сама
знаешь, когда что-то не получается, то сразу начинаешь винить друг друга.
– А когда получается, то себе приписываешь большую
часть заслуг, – добавила она невесело.
– Увы, таковы люди. Пока верили, что получится, у них явно
был, как водится в этих случаях, единый замысел, единая воля, единое
стремление, единый язык. А когда рухнуло… или же устали от все
возрастающих усилий… сама знаешь, что сперва любое дело видится как легко
выполнимое, но пошли раздоры, упреки, заговорили на разных языках… Симу и Хаму
было так же тяжело, как Яфету. И все трое разошлись в разные стороны.
И больше не виделись друг с другом. Нет, вражда вряд ли, но что не хотели
видеть друг друга – объяснимо. Сим, как гласят наши источники, тоже всю
оставшуюся жизнь был хмур, желчен и выглядел как человек, который не может
оправиться от понесенного жестокого поражения.
– Наивный, – сказала она с жалостью.
– Не суди его, – сказал он строго. – Без попытки
трех братьев мы бы не знали, что это невозможно… сделать на одном рывке. Мы
мудрее лишь потому, что пользуемся и их знаниями. Их горьким опытом.
Она провела ладонью по лицу. Ему показалось, что она стряхнула
слезу.
– Ладно, – голос Исфири был прерывистым, – я
понимаю… Мы как слабый воин, что дерется с гигантом на краю пропасти, цепляется
за его одежду, чтобы утащить в пропасть и его.
Он взглянул на нее быстро, опустил взор. Она была хороша в
своем приливе жертвенности.
– Это не обязательно, – сказал он, колеблясь. –
Есть и другой шанс. Наша жертвенность не должна пройти даром. Мы ведь не в
пропасть падаем! Из сплава двух таких разных народов появится нечто новое… что
это будет за народ?
Ездра, который и раньше не чувствовал страха перед грозными
сынами Гога – все в руке всевышнего! – с удовольствием шел из своей
веси к темным стенам Нового Иерусалима прямо через стан русов. Нравилось
бодрящее ощущение опасности, словно бы шел через львиное стадо, с которым
заключили мирный договор.
Юный Храбр восторженно смотрел, как Бугай вскинул на мощной
длани крохотную Хеву в седло, она визжала и цеплялась за луку, Бугай ржал
громче коня, обещал отдать ее на съедение, если будет плохо себя вести, –
а кони русов питаются только человечьим мясом! – и Храбр вздрогнул и
отпрыгнул, когда Ездра кашлянул сзади.
– Ты чего подкрадываешься?
– Красиво? – спросил Ездра. Он внимательно наблюдал за
великаном и крохотной женщиной. – У меня есть на примете одна юная и
очень красивая девушка. Она столь прекрасна, что солнце закрывается тучкой,
когда она выходит из дома!
Храбр буркнул холодно:
– Когда я вздумаю жениться, это будет не ради женской
красоты.
Ездра всплеснул руками:
– Я слышу речь не мальчика, а разумного мужа! Что в
женской красоте? Она проходит, ибо все проходит, как сказал наш великий пророк
Экклезиаст. Но есть у меня также на выданье юная девушка, не столь прекрасна,
как первая, но зато у нее есть шкатулка с золотыми монетами, на которые можно
купить стадо коров, табун коней, выстроить дом и ко всему еще и посадить
большой сад…
– Меня не интересует богатство, – отрезал Храбр.
Ездра посмотрел с уважением:
– Да, быть тебе вождем, если судишь так здраво. Конечно же,
важнее всего в нашем мире родство с правителями. У меня есть девушка,
которая старшая дочь нашего вождя, племянница ребе Соломона, внучка
военачальника и троюродная сестра самого богатого торговца…
Храбр сказал уже гневно:
