Руса догнал Лех, кивнул в сторону Кровавой Секиры:
– Что говорит волхв?
– Боги решают… Возможно, заберут к себе.
– Нам будет недоставать его силы, – прошептал Лех.
– Он заслужил место в вирии!
– Да, он будет сидеть рядом с богами, – согласился Лех
невесело, – но рядом с нами его место опустеет.
Он коснулся лба, где пламенела вспухшая сизая полоска. В
последнем бою Кровавая Секира закрыл его своим щитом, только и стукнуло по лбу
деревянным краем, а сам буквально расплескал напавшего, так что Леху не удалось
расквитаться.
– Я тоже буду ждать с ним встречи, – проговорил
Рус. – Он учил меня ездить на коне…
Лес перемежался полянами, и только в одном месте земля
вздыбилась, словно решилась поставить гору, но сил не хватило, разродилась
пологим холмом, зеленым, но без деревьев, только трава и кусты. Повозки шли
мимо, но на самой вершине братья заметили Чеха. Их старший брат недвижимо, как
скала, возвышался на таком же угрюмом и неподвижном коне, белом, как первый
снег. Оба с конем неотрывно смотрели на север.
Лех натянул поводья. Его конь, красный как закат, поднялся
на дыбы, яростно замолотил воздух крепкими копытами.
– Впереди дым!
Рус принюхался:
– Едой не пахнет.
Усталые кони нехотя взбирались на холм, кряхтели, норовили
остановиться. Рус наконец соскочил, потащил коня в поводу, жалел бедного зверя,
а Лех спрыгнул еще раньше: не терпелось увидеть то, что зрел старший брат.
Каменистая вершина нагрелась так, что сквозь толстые подошвы
из свиной кожи шел сухой жар. Земля потрескалась, камни соприкасались боками,
старые и белесые, как бороды стариков.
Чех приложил ладонь козырьком к глазам, долго осматривал
виднокрай. Вдали к небу поднимался черный столб. Крупные ноздри дрогнули
раз-другой.
– Это не пожар, – сказал он наконец.
– А что? – спросил Лех быстро.
– Пахнет горелым мясом.
– Война? Набег?
– Нет. Жгут живое.
Конь качнулся вперед, камни под бронзовыми подковами злобно
звякнули. Лех и Рус молча смотрели, как старший брат спускается с холма. Да,
умеет по едва уловимым запахам видеть целые картины. Но главное, умеет делать
правильные выводы. Рус не сомневался, что он или Лех, будь у них такой же нюх,
увидели бы совсем другое. И поняли бы вовсе не так.
Торопливо догнали, Рус сказал мечтательно:
– Наверное, приносят жертвы! Праздник… Едят вволю…
Глаза затуманились старыми воспоминаниями. Кадык дернулся,
Рус шумно сглотнул слюну. Лех протяжно вздохнул. Чех покачал головой:
– Нет. Объедем.
Он слышал, как ахнул Лех, а Рус жалобно вскрикнул. Впереди
зеленая долина, а по обе стороны холмы, белеют камни, шумят кусты, скрывая
овраги. Конечно, Чех прав, их измученному народу достаточно одной стычки, чтобы
исчезнуть, но их может убить и дорога по камням!
– Брат, – сказал Лех просительно, – позволь, мы с
Русом подкрадемся поближе, посмотрим. Если вдруг какая для племени беда, то
разве не лучше узнать загодя?
Чех смотрел исподлобья, колебался. Подросли, мужают быстро и
яро. Первые из тех беглецов, что ушли в нелегкое изгнание, первые в новом
племени. Хотя племя – это лишь кровное потомство тех, кто изошел из твоих
чресел. Но это осталось там, в царстве их деда. Тот в самом деле настоящий
племенной бык: от жен и наложниц наплодил пять тысяч сыновей и дочерей, а те в
свою очередь дали пятьдесят тысяч внуков. Сколько правнуков, он и сам не знает,
племя быстро растет и все еще захватывает у соседей земли…
Он услышал протяжный вздох Леха, самого нетерпеливого, и
понял, что снова углубился в мысли, забыв, что братья ждут ответа.
– Только близко не подходите! – предупредил он. –
Кто-нибудь пусть останется с лошадьми в зарослях. Лучше ты, Рус. А ты,
Лех, подкрадись поближе и вызнай, что у них за сила, сколько мечей, больно ли
злы и как одеты.
Лех завизжал от радости, подпрыгнул, а Рус молча, чтобы не
выдать счастливую улыбку, повернулся к своему вороному. Чех покачал головой. Лех
скакнул в седло, конь под ним прыгнул с места, будто из пращи выстрелили
красной молнией. Рус проводил брата долгим взглядом, прежде чем послать своего
жеребца следом. Лех несся прямой в седле, золотые волосы развеваются за спиной
солнечными крыльями, как живые струи прыгают по рукояти гигантского меча, что
торчит за спиной на широкой перевязи. Когда Рус догнал, Лех обернулся, блеснул
белыми ровными зубами:
– Не часто Чех бывает таким щедрым, верно?
– Он вообще-то добрый…
– Когда спит носом к стене!
Оба, не сговариваясь, оглянулись. Их старший брат уже ехал в
окружении бояр, насупленный и неподвижный, как гора, на таком же огромном и
медлительном коне. Золотые волосы блестели на солнце, как и голые плечи,
массивные и тяжелые, как валуны, округленные ветрами, ливнями, морозами.
У седла торчит притороченный боевой топор, любимое оружие, волчья
душегрейка расстегнулась на груди, открывая могучие глыбы мышц, похожие на
каменные плиты. Но взгляд Чеха невесел, на лице лежит печать глубокой тревоги.
– Это не щедрость, – вздохнул Рус. – Наверняка
впереди беда. И нам нужно ее обойти.
– Да, Чех зря не скажет.
Кони пошли вперед лихим наметом, оставляя повозки и
всадников далеко позади. Лех оглянулся только однажды:
– А где Бугай?
– Прикрывает Исход.
Кони неслись ровным галопом. Лех помрачнел, больше не
спрашивал. Их дядя Бугай, самый могучий воин, с отрядом сильных мужчин едет не
спереди, а сзади, потому что спереди всего лишь неведомая опасность, а сзади…
Рус даже вздрогнул, в ушах явственно прозвенел зловещий
смех. В небе быстро неслись тучи, и устрашенный Рус вздрогнул, увидев, как
в разрывах облаков проглянуло искаженное ненавистью лицо женщины.
Глава 2
Мягкий мох глушил стук копыт, деревья бежали навстречу,
расступались быстро и услужливо. Когда впереди наметился просвет, братья разом
соскочили с седел. Кони послушно шли в поводу, Лех подергивал носом, в глазах
была жажда приключений.
Легкий ветерок дул в их сторону, в нем чувствовался запах
горящего дерева, сжигаемой плоти, масла, бараньего жира. Рус уловил даже аромат
вишневого дерева, он странно смешивался с запахом паленой шерсти.
Лех приподнял палец, Рус кивнул, взял Ракшаса за узду. Если
вздумает заржать, а это он умеет в самое неподходящее время, то надо успеть
зажать ему пасть.
Последние деревья ушли в стороны. Впереди легла, как
расстеленная шкура, ровная долина. Вдали темная стена леса, но на
серо-коричневом поле белеют хатки, с севера и востока их защищает река, а с
запада зеленеет ухоженный сад. Хаток десятка три, землепашцы, они селятся
кучно, земля всех прокормит, вон поля и огороды, посреди села видны столбы их
богов, а народ как раз толпой валит к околице…
