Он вздохнул, отогнал сладостные воспоминания. Рус сопел
рядом, вытирал сопли, кряхтел, его большие руки суетливо щупали то палицу, то
швыряльные ножи.
– Не чешись, – раздраженно сказал Лех. –
Отползаем. Мы увидели все, что велел Чех.
Они вернулись к коням, но дальше Рус вскочил в седло и
повернул своего жеребца в сторону реки. Лех смотрел вопросительно. Рус сказал
сдавленным голосом:
– Я не отдам ее в жертву.
– Дурень, ты-то при чем? – сказал Лех
насмешливо. – Отдают люди, у которых на это право. Отдают свое. Своему
богу!
Доводы его были несокрушимы, как горы, и ясны, как небо над
головой. Когда Чеха не было рядом, Лех чувствовал, что говорит и поступает как их
старший брат, ибо после Чеха он старший, обязан заботиться о Русе, самом
младшем. Да и, положа руку на сердце, не самом удачненьком.
– Другую выберут, – буркнул Рус. – Другую не жалко.
Он ударил Ракшаса пятками в бока. Обиженный конь взвился и
пошел с места в галоп. Из-под копыт вылетели комья земли. Лех выругался, от
Руса одни беды.
Свадебная группа под стук барабанов и рев трембит уже
подошла к воде. Мелкие волны набегали на берег, сквозь чистую воду был виден
оранжевый песок и мелкие камешки. Серебристыми наконечниками стрел мелькали
рыбешки.
Волхвы воздели руки к небесам, что-то кричали, перекрикивая
гнусавые звуки труб. Двое дюжих помощников обвязывали огромный валун. Девушку
подвели ближе, она двигалась как во сне, еще один камень принялись привязывать
к ногам.
Волхв вскинул руки, трубы умолкли. В толпе перестали
перешептываться, жадно вытянули шеи. В задних рядах парни сажали девок на
плечи. Слышно было, как негромко плещут волны. Волхв повернулся к невесте, его
старческие глаза с одобрением пробежали по ее обнаженному телу.
Он поднял к небу обе руки, раскрыл рот… и оглянулся с
недоумением. Вдоль берега нарастал грозный грохот копыт. В толпе начали
оглядываться, кто-то завизжал дурным голосом. Тут же закричали другие.
Прямо на них несся всадник-исполин на огромном как гора и
черном как ночь коне. Он был страшен, как бог грома, а из синих глаз люто
смотрела сама смерть. Золотые волосы трепало ветром.
Рус успел увидеть, как женщина вскинула голову. Их взгляды
встретились, в глазах женщины вспыхнули страх и безмерное удивление.
В следующее мгновение могучая рука Руса смела ее, как тростинку. Ракшас
даже не замедлил галоп, женщина вскрикнула от удара о твердую, как дерево,
грудь незнакомца. Рус придерживал, как ему казалось, бережно, но она едва могла
дышать, вжатая в широкую грудь, которую с закрытыми глазами приняла бы за
скалу, разогретую солнцем.
Сзади раздались крики. Конская спина под ними колыхалась
ровно и мощно, в ушах свистел ветер, а брызги воды взлетали выше головы. Их
бросало встречным ветром в лица. Одежда промокла, Рус выждал, когда берег
потянется пологим и чистым от кустов, направил коня вверх. Женщина замерла, он
слушал, как часто-часто колотится ее сердечко, все тело было мягким и нежным,
как будто создано из молока и меда.
Конский топот настигал, Рус узнал стук копыт коня Леха.
Вскоре тот догнал, с любопытством смотрел на женщину, прильнувшую к груди
Руса. В руке брата покачивался длинный меч, забрызганный кровью по самую
рукоять. Красные брызги пламенели и на сапоге, но, судя по ухмылке Леха, то
была чужая кровь.
Заметив их взоры, он небрежно вытер лезвие о конскую гриву,
с громким лязгом задвинул в ножны за плечами.
– Еще не жалеешь?
– Нет, – выдохнул Рус.
Его переполняла нежность, он не думал, что может вот так
задыхаться от счастья, что в руках женщина – сколько их было! – а не
от лихой скачки на горячих конях, не на охоте, не в бою.
Лех оглянулся:
– Пока погони нет. Но кто знает…
Ветер трепал ее волосы и мешал Русу видеть дорогу. Женщина
наконец слегка отстранилась, взглянула ему в лицо. У него пересохло в
горле. Смуглое, нацелованное солнцем, лицо было прекрасным, но совсем не
похожим на лица женщин его племени. У нее крупные глаза, темные как ночь,
что немыслимо для человека, длинные ресницы, настолько длинные, что он бы не
поверил, нос тонкий и длинный, с красиво вырезанными ноздрями, скулы гордо
приподняты, а губы сочные и полные, как спелые вишни.
Даже Лех, что еще оглядывался на возможную погоню, все чаще
посматривал на женщину в руках младшего брата. Встретившись взглядом с Русом,
одобрительно кивнул. Младший брат, обычно все делающий невпопад, на этот раз
ухватил ту женщину, за которую стоит убивать, жечь и даже ссориться с чужими
богами.
– Давай вон за тот гай, – распорядился он. – Если
и вышлют погоню, там потеряют.
– Не разминемся со своими?
– Отыщем, – бросил Лех уверенно.
Рус послушно повернул коня. Надо уводить возможную погоню
как можно дальше от племени. Измученные люди не выдержат столкновения.
Лех догнал, его распирало довольство. Не выдержал, бросил
как бы мимоходом:
– А слабый здесь народец…
– Да ну? – спросил Рус. Он видел, что хочет сказать
Лех, к тому же при женщине редкий мужчина удержится от хвастовства. – Надо
ли было?
Лех оскорбился:
– Да они ж хотели тебе спину стрелами истыкать!..
А один уже камень в пращу заложил. Я едва успел меч выхватить.
Рус смолчал, что меч Лех вытащил задолго до нападения на
свадьбу, а Лех закончил совсем хвастливо:
– Трое уже не встанут. Одного пополам развалил, другого от
плеча до пояса, а третьему только голову снес. А зачем, спрашивается,
дурню голова? Еще четверых стоптал, всю жизнь на лекарей будут трудиться. Эх,
мельчает народ, как говорит наш мудрый волхв Гойтосир!
Он повел плечами. Красный конь несся ровным галопом, Лех
покачивался в седле стройный, как молодой ясень. Волчовка на груди
распахнулась, обнажая широкие пластины груди, живот тоже был в ровных валиках
мышц. Встречный ветер трепал золотые волосы, синие глаза смотрели с дерзкой
удалью.
Женщина мелко-мелко дрожала в руках Руса. Он перевел Ракшаса
на шаг, снял свою волчовку и набросил ей на плечи. Она прошептала что-то, в
голосе он уловил благодарность.
– Ладно, ладно, – сказал Рус с неловкостью. –
Я просто не хочу, чтобы на мою женщину глазело все племя. Особенно один
там есть, совсем бесстыжий.
Лех громко хмыкнул. Рус прорычал:
– Опять задираешься?
– Да нет, но она в самом деле хороша, – откликнулся Лех
с усмешечкой. – Правда, я не успел рассмотреть как следует, мой меч пел
победную песнь славы, а сердце возвеселялось в звуках брани, но вижу, что у нее
грудь, как у молодой козы, а бедра спелые, как тыквы. Правда, под мышками
волосы, да еще черные…
