Соломон с удивлением наблюдал за странной женщиной. Сердце
внезапно застучало чаще, в груди сперло дыхание. Князь скифов распахнул
объятия, женщина бросилась ему на грудь. От нее тоже веяло дикой силой, на
смуглой коже виднелись царапины.
– Прости, – сказала она весело, – но я не могла
дожидаться!..
От звуков ее волнующего голоса сердце Соломона застучало еще
сильнее. Он охнул и опустился на прежнее место. А Рус, не замечая смятения
старого иудея, поцеловал жену, упрекнул мягко:
– Ты не должна была рисковать!
– Меня сопровождали трое крепких воинов, – возразила
она живо. – К тому же я видела ваши костры. А обоз к обеду будет
здесь.
Рус, держа ее за плечи, повернулся к Соломону:
– Ис, это ребе племени, которое сидит на землях… что
принадлежат нам. Зовутся они мошквой. А его кличут Соломоном. Правда,
нелепое имя?
Соломон снова кое-как встал. Его глаза не отрывались от
вспыхнувшего румянцем лица скифской княгини. Ее крупные коричневые глаза
возбужденно блестели. Красиво вырезанные ноздри тонкого носа нервно
подрагивали, как у чуткой лани. На голой шее вызывающе бросалась в глаза тонкая
цепочка со звездой из двух треугольников.
Горло Соломона перехватили невидимые пальцы. Он пытался
что-то прохрипеть, но не смог. Его выпученные глаза смотрели то на
шестиконечную звезду, то на ее прекрасное лицо.
Рус удивленно смотрел на Соломона, перевел взор на жену. Она
смотрела на гостя сперва с недоумением и неверяще, затем медленно и как-то
робко произнесла несколько слов на незнакомом Русу языке.
Соломон побледнел, пошатнулся. Бугай поддержал старика под
руку. Губы Соломона шевелились, наконец выдавил что-то сиплое, похожее на
карканье больной вороны.
Ис заговорила взволнованнее, слова вылетали как камешки
из-под копыт скачущего коня. Глаза ее раскрывались все шире, там заблестело,
внезапно хлынули слезы. Старик раскрыл объятия, Ис бросилась к нему. Они
обнялись, Ис всхлипывала на его плече. Лицо ее было счастливое и потрясенное.
Рус хмыкнул, покосился на соратников. Моряна неодобрительно
покачивала головой, Бугай вытаращил глаза. Губы и нижняя челюсть блестели от
жира. Он медленно вытер пальцы, брови его начали сдвигаться. Рус кашлянул,
притопнул сапогом, но и тогда Ис и старик не разомкнули объятия.
– Ис, – сказал Рус предостерегающе. – Он не
признает гаданий и вообще богов. Значит, он сам колдун.
– Колдун? – перепросила Ис счастливо. – Ох, Рус!..
Нет, конечно же, нет!
– Тогда что с тобой? Не родня ли?
Он чувствовал злость и растущую ревность. Ис наконец
повернула голову. Рус поразился ее счастливому лицу. Ревность уколола сильнее.
Он задышал чаще, крылья хищного носа затрепетали.
– Родня, – ответила Ис. – Рус, я так счастлива!
Пальцы Моряны сами по себе ощупали пояс, остановились на
рукояти ножа. Она неотрывно смотрела на черноволосую женщину, и взгляд говорил,
что народ был прав: она либо демон, либо колдунья. То-то обнимается с колдуном.
Не могут у настоящей женщины волосы быть черного цвета. Да еще такие
иссиня-черные, как у ворона, зловещей птицы!
Старик молчал, даже глаза отвел, и Рус ощутил к нему смутную
благодарность. Чужой волхв понимает, что родня или не родня, но ничто не
изменится. Племя пришло на эти земли, и сейчас, наверное, даже воля самого
князя значит мало.
– Разве твое племя уцелело? – спросил Рус резко. –
Ты меня обманула?
Она вскрикнула, все еще улыбаясь счастливо:
– Рус, как ты можешь?.. Это не мое племя, а… родственное.
У нас один язык, как видишь. Одна вера, одни обычаи. Я нашла свой
народ!
– Свой? – переспросил он.
– Да!
Глаза его сузились так, что он видел ее и старика как в
узкую прорезь повязки. Горло перехватило, он ощутил, как ярость, холодная и
безрассудная, рвется наружу.
– И потеряла, – процедил он так тихо, что она
услышала только шепот, словно змея проползла, гремя щитками по каменному
полу. – Эй, Буська!
Буська вроде бы и не подслушивал, но вырос будто из-под
земли. Ладони на рукояти ножа, глаза пылают готовностью отдать жизнь за князя.
– Вели седлать коней, – крикнул Рус яростно. –
Слишком долго сидим, как старухи над пряжей! Пора сровнять ту никчемную мышиную
горку с землей!
Он сам не понял, как отшвырнул оказавшегося на пути Бугая,
навстречу пахнул свежий воздух. Сзади был жалобный крик, но земля сама побежала
навстречу, и он остановился только возле оседланных коней. Люди поспешно
вскакивали на коней. Облик князя был страшен.
Когда Рус был уже в седле, подбежала Ис. Яркое солнце
блеснуло ей в лицо, но золотой обруч не так блистал, как ее глаза, когда она
устремила взор на Руса:
– Что ты подумал! Рус, ты князь или мальчишка?
Рядом с Русом гневно всхрапывал Сова, как смеет женщина
вмешиваться, дружинники молчали, но в их молчании Рус ясно чувствовал
осуждение.
– Что ты хочешь сказать, женщина?
Голос Руса был тяжел, как ледник, и так же холоден. Ис
ухватила одного дружинника за ногу, неожиданно рванула на себя. Воин
растерялся, это обошлось ему дорого: шлепнулся на землю, а Ис ловко вскочила в
седло, подхватила поводья.
Дружинники рассмеялись. Воин вскочил, ругаясь, красный от
гнева, схватился за рукоять топора, но над ним ржали так мощно, что он в
растерянности завертелся на месте. Рус ощутил, что не может удержать рот от
широкой усмешки:
– Да, у меня еще те воины… Ис, зачем ты?
– Я поеду с тобой, – ответила она резко. –
Если победим, то победим, а если суждено погибнуть, то я погибну с тобой.
– Зачем? – повторил он.
– Дурак, – сказала она. – Потому что не хочу жить
без тебя.
Смешки среди дружинников стали реже. Некоторые подавали
коней назад, будто стесняясь топтаться близко. Рус напомнил, все еще чувствуя
гнев:
– Но мы идем на твой народ.
– Я пойду с тобой.
– Даже если придется его уничтожить?
– Я пойду с тобой, – сказала она, – даже если
надо разрушить свой дом и загасить огонь в своем очаге!
Рус слышал шум крови в ушах, а потом понял, что это еще и
шумят дружинники. На этот раз кричали что-то одобрительное, а на Ис смотрят с
восторгом. Как дети, вспомнил он слова Ис. Меняют свое мнение десять раз на
день.
– Ты встретила людей своего племени.
– Рус, я понимаю, что ты думаешь… Но ты спас меня и… Нет, не
то. Это Сова идет потому. Я просто люблю тебя, Рус. И я пойду за
тобой всюду. Даже если ты поведешь меня на костер. Ты – мой народ. Не твое
племя, а ты. Лично ты. И я никогда тебя не предам, никогда тебя не обману.