Он вздохнул:
– Я хочу верить. Иначе кому еще тогда? Да и вообще,
стоит ли тогда жить?
Она подалась к нему, он распахнул руки. Кони с готовностью
сдвинулись боками. Она прижалась к широкой груди. Ее мощно колыхало большое
горячее сердце, и Ис закрыла глаза. Это было ее место, и нигде она не
чувствовала себя в большей безопасности и уюте, чем в его могучих объятиях.
Глава 6
Соломон, еще когда садился в повозку, видел, как конные отряды
скифов ринулись на град… но проскакали вдоль стен и понеслись дальше на север.
Он вздохнул, подергал вожжи. Лошадь очнулась от тяжких дум о
нелегкой доле упряжных, тоже вздохнула и медленно потащила повозку обратно по
дороге в град.
На стенах над воротами теснился народ. Соломон чувствовал
подгоняющие взоры. Все со страхом и нетерпением смотрели, как медленно бредет
старая лошадка. Ворота открыли загодя, скифов поблизости нет, но за въехавшей
повозкой закрыли с той поспешностью, что лучше всего говорило о страхе перед
гоями.
Гвалт со всех сторон поднялся такой, что Соломон, морщась,
вскинул обе руки:
– Я все скажу!.. Я расскажу все! Но сперва я
должен как можно быстрее переговорить с Иисусом… где он?.. с кузнецами,
охотниками?
Из толпы раздались нетерпеливые крики:
– Что за народ? Что хотят?
– Кто они?
– Зачем пришли?
Соломон поклонился, челядины помогли выбраться из повозки.
Отвечать не стал, кричат от страха и растерянности. Видят же со стен, что за
народ и чего хотят, но жаждут, чтобы опроверг, сказал, что все по ошибке, дикий
народ сейчас снимется и уйдет дальше…
Челядины и домашние помогли подняться на крыльцо, ввели под
руки в большую комнату. Жена и дочь хотели отвести к ложу, но указал на стол,
где лежали старые книги, свитки бересты. Его отпустили, когда он тяжело
опустился в кресло. Закрыв глаза, чувствовал, как бережно подкладывают под
спину и бока мягкие подушки.
Только-только усталое тело благодарно расслабилось, как за
дверью послышались тяжелые, уверенные шаги. Соломон ощутил, как в желудке
возникла боль. По шагам слышно Иисуса, умелого охотника, отважного борца с
дикими вепрями, сейчас же взявшего на себя оборону стен. Раньше он ходил
настолько неслышно, что мог подкрасться к оленю и вонзить в него нож раньше,
чем тот отпрыгнет, сейчас же в походке появилась гремящая напористость.
Соломон поднял голову, Иисус небрежно захлопнул за собой
дверь.
– Мир твоему дому, ребе.
– И тебе, сын мой.
Иисус сел за стол напротив. Лицо было изнуренное,
постаревшее, под глазами пролегли темные круги. Коричневые глаза, однако,
блестели грозным огнем. В комнате словно бы повеяло свежим, но холодным
ветром.
– Какие новости, ребе?
– Кое-что удалось узнать.
– Они в самом деле пришли захватить наши земли?
– Откуда знаешь?
Иисус ответил уклончиво:
– В нашем мире плохие новости расходятся быстрее
хороших.
Его кулаки лежали на столешнице. Не такие огромные, как у
скифов, но сухие и твердые, как корни старого дерева. Соломон ощутил недоброе
предчувствие. Старший охотник быстро и умело налаживает оборону града, но
что-то в этом пугало и тревожило Соломона, а что, понять не мог, отчего на душе
становилось еще тревожнее.
– Ты был прав, – сказал Иисус, – когда заставлял
подновлять стены, когда настоял, чтобы выкопали второй ров. Но сейчас, когда
надо все силы бросить на войну, ты еще ведешь какие-то переговоры с дикими
гоями!
– Переговоры дают нам время, – возразил Соломон. –
А для нас каждый день дорог… К тому же разве наши люди дни и ночи не
перековывают орала на мечи? Не учатся вонзать копья в живого человека? Ты очень
быстро превращаешь огородников в воинов.
Иисус горько усмехнулся:
– Если бы! Им недостает жестокости.
– Жестокость никому не нужна.
– Пусть не жестокости, – поправился Иисус, – но
они в самом деле слишком уж не выносят крови. Однако к гоям надо относиться как
к свиньям, которые опустошают наши поля. И убивать их так же безжалостно и
недрогнувшей рукой.
Снова холодок страха пробежал по спине Соломона. Когда Иисус
сжимал кулаки, его руки напрягались, на плечах вздувались мышцы, он выпрямлял
спину, а в лице появлялись злость и гордость. Он становился похож на скифа.
Быстрый и сильный, он едва ли не единственный мог с ними драться на равных.
– Безжалостно… – повторил Соломон. – Да-да,
безжалостно… Как они, так и мы. Древняя библейская мудрость: око за око, зуб за
зуб… Пожар затушили?
Иисус отмахнулся:
– Пустяк. Слишком близко поставили кузню к сараям. Да и
народ новый, неопытный. Мы соорудим сотню новых. Кузнецы теперь даже ночами
перековывают мотыги в боевые топоры. Скоро у меня умелых бойцов будет впятеро
больше! И тогда дадим кровавый бой… Мы истребим их как сорную траву. Мы
усеем ихними телами наши поля, вороны выклюют им глаза, а черви доедят то, что
оставят им волки!
Он тяжело дышал, кулаки сжимались так, что кожа на костяшках
скрипела. Боль в желудке Соломона стала острее, а между лопатками стало
холодно, будто в спину вонзилась сосулька. Ему все больше казалось, что перед
ним сидит сильный и уверенный в себе потомок Гога.
– Тебе снится слава другого Иисуса, – сказал он с мягким
упреком. – Иисуса Навина, который по крови и трупам привел наш народ в
землю обетованную…
– Разве то не была дорога славы?
– Увы, сейчас не ты привел народ, а этот дикий вождь. Таких
же диких, голодных и отчаявшихся людей, какими были наши предки, когда вышли из
пустыни к землям Ханаана. Сейчас он – Иисус, а мы… мы должны придумать
достойный выход. Мы не ханаане и филистимляне: мы знаем, что произошло, и не
хотим, чтобы такое же случилось с нами.
В черных, как спелые ягоды терна, глазах Иисуса на миг
вспыхнуло раздражение. Соломон покачал головой, Иисус отвел взор.
– И еще, – сказал Соломон мертвым голосом, –
то, что они пришли, еще не самое худшее… Эти люди не питают к нам особой
вражды. Такие народы уничтожают других лишь потому, что те попадаются на их пути,
просто оказываются рядом, и потому лишь, что – чужие. Но худшее в том, что
они и есть сыны Гога и Магога.
Иисус побледнел. Кровь отхлынула, лицо стало желтым, как у
мертвеца. Нос заострился, глаза запали и погасли. Мертвым голосом прошептал:
– Тогда они… должны истребить нас.
– Да, так сказано в Завете, – подтвердил Соломон.
– Конец… конец всему?
– Да, – сказал Соломон, – но, как сказано, после
того, как они истребят народ израильский, наступит конец света. Грянет Страшная
битва с силами Зла. Враг будет повержен, наступит Страшный Суд, когда всяк
получит по заслугам. Но я пока не могу сказать это народу, ибо они тут же
выйдут из града и подставят головы под топоры скифов.
