– Выбери сам. Они спорят.
Рус не ответил, оглянулся на Сову. Тот подъехал, но
приближаться не стал, держался среди своих дружинников, прятался от княжеского
гнева.
– Вы оба готовы его заменить? – спросил Рус.
Иудеи упали на колени, залопотали. Корнило перевел:
– Они считают, что делают богоугодное дело. Помочь
соплеменнику – их долг.
– А вы знаете, – сказал Рус с нажимом, – что
ежели он не вернется вовремя… до завтрашнего захода солнца, то вас казнят?
Иудеи оба часто закивали. Сова попятился. Рус покачал
головой:
– Вы поступаете благородно. И с моей стороны будет неблагородно
не поверить Исайе просто на слово. Итак, ты даешь слово, что вернешься сюда
завтра вечером до захода солнца, чтобы быть распятым на этом кресте?.. Тогда я
отпущу тебя без залога.
Наступило мертвое молчание. Русы окружили иудеев плотной
толпой, ловили каждое слово князя и его пленника. Исайя смотрел недоверчиво.
Надежда, сомнение и страх попеременно сменялись на его изумленном лице с
запекшейся коркой крови.
– Я даю… слово, – сказал он с запинкой.
– Что вернешься вечером? – переспросил князь.
– Да, – ответил Исайя через Корнилу, – я вернусь
до захода солнца, чтобы быть распятым на этом кресте.
Рус вскинул руки. Голос его был зычным, как раскаты грома.
– Все слышали?
В ответ прогремело мощное:
– Все…
– Слышали!..
– Каждое слово!
Рус кивнул Исайе и двум иудеям:
– Идите. И помните, что он сказал.
Воины расступились, трое иудеев медленно, все еще не веря
варварам, ожидая неведомый подвох, пошли по направлению к воротам. Рус знаком
велел своим людям отстать, и когда трое подошли к воротам, там чуть-чуть
приоткрыли створку, впустили и тут же захлопнули. Слышно было, как торопливо
стучат запоры, в землю вбивают колья, подпирая ворота.
Рус погрозил Сове:
– Понял?
Сова сказал виновато:
– Но теперь уж точно не вернется.
– Да.
Сова покачал головой:
– Ты этого и хотел?
– Догадайся сам. Что нам потеря одного пленника? Зато мы
разом опозорим все их племя. Пусть иудеи считают это своей доблестью, но наши
воины станут презирать их еще больше. И убивать будут без жалости, будь это
мужчина, женщина, старик или ребенок.
Сова сказал уважительно:
– Ты быстро понял, как лучше. Я соображаю медленнее.
– Быстрее еще не значит – лучше, – проворчал Рус,
но Сова видел, что молодой князь польщен похвалой опытного воеводы.
В Новом Иерусалиме возвращение Исайи было встречено как
чудо. Не так дивно, что Иона вышел цел и невредим из пасти левиафана, как
избавление иудея, убившего могучего скифа, из рук разъяренных варваров. Прямо
от ворот его подхватили на руки, понесли, выкрикивая боевые кличи, которые
странно перемешивались с хвалой господу за чудесное избавление из рук страшного
народа Гога.
Соломон вышел на крыльцо, когда ликующая толпа приблизилась
к его дому. Он поднял руки, кличи стали стихать. Исайю с рук на руки передали
ближе, поставили на крыльцо.
Избитый, с засохшей коркой крови на шее, он счастливо
улыбался. Глаза блестели жизнью, он стал словно бы выше ростом, на лице была
уверенность и, что опечалило Соломона, готовность снова взяться за так
оправдавшее себя оружие.
– Заходи, сын мой, – сказал Соломон тепло, – твоим
родным сейчас скажут, что ты жив и здоров. Ты скоро с ними увидишься, а сейчас
для города жизненно важно знать, что делается у скифов.
Исайя посерьезнел, но поднялся на крыльцо все с теми же
победно расправленными плечами. Обернулся к толпе, помахал рукой, та взорвалась
радостным ревом, воплями радости и слез. Еще раз поклонился, вслед за Соломоном
вошел в темный коридор.
Служанка быстро поставила на стол снедь, Соломон кивнул
Исайе приглашающе, молча и терпеливо ждал, пока изголодавшийся охотник
насыщался.
– Прости, – пробубнил Исайя с набитым ртом, – но у
меня в самом деле крошки во рту не было!
– Я понимаю, сын мой. Ешь, не смущайся. Потом
поговорим.
Исайя ел быстро, движения были отточенные, верные, в нем
жила и действовала сила хищного зверя. Кто с кем общается, подумал Соломон
печально, тот от того и набирается.
– Поведай неспешно, – сказал он, когда Исайя отодвинул
пустое блюдо и взялся за кувшин с молоком, – как тебе удалось уцелеть?
Я слышал, тебя захватили в плен прямо над телом убитого тобой скифа?
Исайя зябко передернул плечами:
– То был настоящий сын Гога!.. Другим говорить не следует,
но тебе скажу правду: я просто чудом с ним справился. Он был впятеро сильнее
меня, так же быстр, намного выносливее и к тому же умелее в схватках.
– Но как же победил ты, а не он?
– Скиф не ожидал вообще отпора. Он привык побивать наших
десятками… или привык, что другие побивают. Также мне показалось, что он давно
не брал в руки оружие.
Соломон побледнел:
– Ты убил служителя культа?
– Нет, – ответил Исайя. Он покачал головой. – Нет.
Но его назвали при мне певцом. Возможно, он давно сменил боевой топор на бубен
или что у них там, потому я и одолел. Другим я этого не высказываю, но тебе
признаюсь: я испуган и сейчас. Когда вспомню, как я был близок к смерти, колени
подгибаются.
Соломон сказал успокаивающе:
– Разве дикие кабаны не опасны? Но ты их убивал.
– Это другое дело, – возразил Исайя нервно. –
Кабаны не обучены воинским ударам. Они все бросаются одинаково. Мне достаточно
было выучить три движения, хорошо выучить, и я всякий раз убивал кабанов
наверняка, хотя их страшные клыки проносились на расстоянии волоска от моей
груди. Но этот скиф…
Он снова передернул плечами, жадно пил теплое парное молоко.
Кадык часто дергался, капли побежали по подбородку. Соломон выждал, спросил
тихо:
– Они отпустили тебя на каких-то условиях?
Исайя отмахнулся:
– Дурни. Взяли клятву.
– Какую?
– Что я вернусь завтра вечером, – он засмеялся, –
и они меня разопнут перед воротами нашего града.
Соломон вздрогнул, покачал головой. Конечно же, возвращение
к скифам немыслимо. К счастью, господь освободил свой народ от верности
клятвам перед неиудеями.
Глава 13
Жена и дети с радостным воплем бросились на шею. Исайя
распахнул руки, стараясь обхватить их разом, дети повисли на нем, верещали и
лезли как на дерево, а он хватал, жадно целовал в макушки, тискал, снова
целовал, наслаждаясь детскими запахами, самыми чистыми на свете.
