Соломон услышал вздох, остро посмотрел на Хеву. Девушка
закусила губу. Глаза ее не отрывались от широкого лица жующего зверя.
– А дети?
– А что дети? – ответил он хладнокровно. –
Дети не противники. Ежели не сгорели, под копыта не попали, то уцелели…
Я сам видел, как в золе роются! Жратву, видать, ищут.
Она охнула. Лицо ее стало совсем бледным. Оглянулась на
Соломона, снова посмотрела на скифа. Соломон спросил тихо:
– У тебя кто-то остался?
– Двое братьев, – прошептала она, – и маленькая
сестренка… Они заночевали у тети, это в соседнем селе. Утром должны были… но на
рассвете это и случилось.
Помолчали оба, тишину нарушало только сопение гиганта. Он с
шумом высасывал мозг из костей, с треском грыз, швырял на середину стола.
В приоткрытой двери мелькали испуганные лица. Когда скиф поворачивал
голову, там раздавался сдавленный визг, приглушенные вопли, словно в панике
давили друг друга насмерть.
Соломон встревоженно поглядывал на Хеву. Она неотрывно
смотрела на могучего скифа. Тот даже за столом возвышался настолько, будто
стоял. В глазах Хевы проступило новое выражение. Соломон сказал
предостерегающе:
– Не вздумай.
Она прошептала с растущим упрямством:
– Они могли там уцелеть.
– Но могли и погибнуть. А ты… ты погибнешь тоже.
Скиф сыто рыгнул, отодвинул блюдо. Его огромные ладони
ухватили кувшин. Соломон невольно следил, как задергался кадык, булькало.
Несколько капель брызнуло на шею и грудь, а скиф поставил кувшин не раньше, чем
тот опустел.
– Хороший у вас квас, – сказал он довольно.
– Это вино, – ответил Соломон. – В ваших
краях пьют только отвар из мухомора?
– Волхвы, – отмахнулся скиф небрежно, – а мы,
воины, предпочитаем хмельной мед.
Хева положила ладонь на его руку. Он обернулся:
– Что, ты уже готова?.. Спасибо, хозяин, за угощение.
Он начал подниматься. Соломон сказал быстро:
– Хева, останься!
– Я пойду искать.
– Хева, это самоубийство.
– Я должна.
Скиф поднялся, коленом задев столешницу и едва не опрокинув
стол. Соломон остановил его жестом, кивком подозвал служанку и бросил ей, не
меняя лица:
– Передай Иисусу, пусть уберет лучников.
– Что?
– Скиф пусть уходит.
Она ахнула:
– Жи… вым?
Он бросил одним движением губ:
– Быстро!
Бугаю надоела непонятная речь, похожая на чириканье, грубо
схватил Хеву и поволок к выходу. Служанка, подгоняемая окриком Соломона,
вылетела на крыльцо, прокричала пронзительным голосом. Выбежала на площадь
перед домом, прокричала еще и, завидев появившихся в проеме скифа и Хеву,
всплеснула руками, и ее как сухой лист унесло за угол.
Площадь была пуста, но улыбка сползла с широкого лица Бугая.
В воздухе веяло близкой и грозной опасностью, почти различался запах
пролитой крови. Бугай взял в другую руку боевой топор, взгляд был цепкий, скиф
теперь был похож на огромного хищного зверя. Соломон шел следом так близко, что
ударился в твердую как стена спину своего гостя.
Бугай прорычал подозрительно:
– Где Потрясающий Скалы?.. Эти жевжики украли моего коня?
Соломон вскрикнул просительно:
– Нет!.. Просто кто думал, что могучий скиф так быстро
вылезет из-за стола? Твоего коня сейчас тоже кормят отборной пшеницей и поят
ключевой водой, как у вас принято!.. Эй, досточтимый Иисус! Выведи чудовище,
которого варвар зовет конем! Да побыстрее, а то он что-то заподозрил… Да не
конь, а варвар, хотя его конь, согласен, выглядит умнее…
Сам он встал рядом, а Хева прижималась к Бугаю с другой
стороны так плотно, что тот сперва поглядел удивленно, потом на широком лице
расплылась довольная усмешка. Эта рабыня уже начинает выказывать свою
благодарность!
Лучники исчезли с крыш.
Застучали тяжелые копыта. Громадный как гора конь вышел
неспешно, на ходу дожевывал клок свежего сена. Двое мужчин с опаской вели с
двух сторон, но дикий конь скифа не бросался их убивать и калечить, мирно
подошел к Бугаю, положил морду на плечо, словно на разогретую солнцем скалу.
– Ах ты мой птенчик, – сказал Бугай нежно, – мой
бедненький… Сейчас отправимся домой.
Он поставил ногу в стремя. Конь вздохнул, подобрался, даже
задержал дыхание. Бугай одним движением поднялся в седло, его огромная, как
бревно, рука опустилась вниз:
– Хева!
Она вздрогнула от зычного рева, послушно положила узкие
пальцы в широкую ладонь. В следующее мгновение воздух с писком вырвался из
ее груди. Мелькнули далекие стены, она ударилась о твердое. Не сразу
сообразила, что Бугай вздернул ее к себе, сейчас она выглядит глупо, уткнувшись
лицом в его грудь, что заслонила ей весь мир.
Конь направился к воротам, когда она повернула лицо и
крикнула:
– Скажите отцу, пусть не страшится!
Соломон укоризненно покачал головой. Хева видела уже
приближающиеся ворота, народ в страхе прижимался к стенам, и она не услышала,
как Соломон буркнул вдогонку:
– Я думаю, страшиться надо этому Голиафу.
Глава 17
За воротами Хева вздохнула жадно и сильно. Холодный чистый
воздух широкой струей ворвался ей в грудь, она закашлялась. Бугай легонько
погладил ее по спине. Острые лопатки торчали, как прорастающие крылышки.
– Все-все, – сказал он успокаивающе. – Вся вонь
позади.
– Что? – переспросила она и тут поняла, что и во граде
дышала вполсилы, ибо воздух пропитан запахами испражнений, нечистот, а мощенная
бревнами проезжая часть уже скрылась под конскими каштанами и коровьими
лепехами. – Ах да, но здесь запах дыма и гари…
Он задержал ладонь, Хева ощутила странное животное тепло, от
которого по всему телу побежали радостные мурашки. Она замерла, страстно желая,
чтобы могучий скиф не убирал ладонь, даже пошатнулась нарочито, и широкая
ладонь, что закрывала ей почти всю спину, послушно придержала.
Дорога неторопливо уплывала под копыта. От груди скифа шло
могучее тепло, она чувствовала неспешные, но полные уверенности удары огромного
сердца. С другой стороны ее защищала ладонь, Хева ощутила, как от
нахлынувшего тепла и полной безопасности веки стали тяжелые, мысли поползли
вялые и сонные, как рыбы в теплой воде.
Бугай чувствовал, как она, засыпая, тычется в его грудь,
будто щенок, что ищет материнское молоко. Ее голова не держалась на такой
тонкой шейке, падала от тяжести, как у только что вылупившегося из яйца
птенчика, а потом эта женщина-ребенок вовсю засопела, прижалась, что-то
бормотала на своем птичьем языке, вздрагивала.
