– Великий князь…
– Я еще не великий, – отрезал Рус, он поморщился,
иудеи умеют ловить человека в паутину слов, – это ваше тайное капище, да?
Соломон вздрогнул, даже сгорбился. Уронил голову на грудь,
но Рус двигался настолько молниеносно, что подбородок Соломона внезапно уперся
в холодный металл меча. – Клянусь вашим богом, ты скажешь!
Он шелохнул рукоятью, и острое лезвие словно готовилось
открыть горло прямо в ложбинке между ключицами. Варварский князь явно дает
понять, догадался Соломон, о каком боге он говорит.
А Рус со злостью и разочарованием видел, что жест
нелеп, старика не испугать, все волхвы скорее умрут, чем нарушат свои ритуалы
даже в мелочи, но это вырвалось невольно, а ничего лучше на ум не приходило.
Соломон сказал плачущим голосом:
– Здесь нет ничего важного для тебя, великий вождь!
– Кто знает, кто знает, – отрезал Рус. – Говори.
Седая голова старика моталась из стороны в сторону. Рус
нехотя убрал меч. В покрасневших глазах иудейского волхва отразилась такая
мука, что Рус дрогнул, но стиснул челюсти и посмотрел на него сурово и надменно
взглядом вождя.
– Это лишь наша вера… – прошептал Соломон.
Рус оглянулся на дуб:
– Да? Это ваш бог?
– Нет… Прости меня, – взмолился Соломон, – но мне
просто стыдно говорить про этот позор… Ведь было уже, когда народ мой дрогнул и
отступился от истинной веры… ибо простому народу был непонятен высший бог. Ему
нужен бог попроще, вещественный! И они в отсутствие Моисея изготовили
золотого тельца и поклонялись ему. За это наш народ постигли беды. Но и спустя
тысячу лет мы едва не опустились до полулюдей… Да, когда в бегстве мы многое потеряли,
когда пришлось начинать заново, мы скатились было к идолопоклонству.
Рус посматривал на древний дуб. В нем вполне мог жить
бог, к тому же совсем не слабый. Древние иудеи были совсем не дураки.
И куда понятнее, чем нынешние.
– И что же?
– Золотого тельца в здешних лесах сотворить не могли, откуда
у беглецов золото, не было даже инструментов для литья… Пробовали вырезать
тельца из дерева, высекали из камней. Но те, кто оставался верен, преследовали
впавших в язычество, убивали… Это одно из таких мест, где несчастные приносили
жертвы богам леса, земли, воды… Это место позора всего моего народа!
Рус расхохотался:
– Так срубите!
– Нет, – ответил Соломон печально. – Пусть
напоминает…
Рус в затруднении признался:
– Моему народу никогда не понять твой народ. И почему
ты здесь?
Соломон вздрогнул. На побледневшем лице глубокие морщины
стали резче, а в глазах метнулся страх:
– Я боюсь… что ужасное время возвращается. Мне сказали,
что некоторые из зелотов… это наши непримиримые, поговаривают о возвращении к
старым свирепым богам. Такие слухи возникали и раньше, но сейчас… Прошел слух,
что целая группа отступников пытается возродить старые ритуалы. Я никому
не сказал, нечего сеять панику, пришел сам…
Рус перевел взгляд на дуб. Понюхал воздух:
– Успокойся, здесь давно не приносили жертв. Разве что
задолго до нашего прихода. До прихода русов, я имею в виду.
– Правда? – прошептал Соломон.
Рус холодно усмехнулся:
– Похоже, только я приношу тебе хорошие новости!
Часть третья
Глава 1
Ночью волки без страха подходили к домам, ломали ветхие
двери в сараях, прорывались к козам, овцам. Злых собак зарубили русы, а
трусливые прятались в домах, визжали в страхе. Лисы без препятствий таскали
уцелевших кур, уток.
Людей зарубили вроде всех, но после кровавой резни, зачастую
на второй-третий день, в подвалах и подполах обнаруживались уцелевшие. Их почти
не трогали, это в горячке боя режешь всех, даже стариков и детей, а потом
что-то останавливает. Уцелевшие иудеи, прячась от страшных детей Гога и Магога,
потянулись в град. Рус велел не мешать: чем больше народу там скопится, тем
скорее задохнутся в своем же дерьме, утонут в нечистотах, пожрут все, сперва
скот, потом собак, кошек и ворон, а затем все равно выйдут на милость сильных…
В захваченных весях остались больные, немощные, дряхлые
старики, а с ними, к удивлению русов, добровольно осталась, прячась в подвалах,
часть их молодой родни. В двух-трех местах русы с хохотом вытаскивали
молодых женщин, насиловали, отпускали в изорванной одежде, но и тогда те не
убегали в град, ибо в уцелевших домах ютились престарелые родители. Одна
молодая женщина, говорят, своим молоком кормила престарелого отца, не давала
умереть голодной смертью. Русы ходили смотреть на такое диво, звали и Руса, но
тот раздраженно отмахнулся.
Из града по просьбе Соломона и по разрешению Руса стали
приходить их волхв и лекарь. Волхва звали ребе Ездра. Корнило затевал с ним
споры о происхождении мира, ярился, уговаривал отказаться от ложного бога и
поклониться истинным богам скифов.
На третий день Ездра, выполняя какие-то дикие требования
своих богов, остался на ночь в веси. В пустых домах гулял ветер, ночами
шныряли лесные звери. Он выбрал дом, что сохранился чуть лучше других, и под
насмешки русов весь вечер молился, сгибался, возжигал благовония и разговаривал
со своим богом.
Вечером он малость вздремнул, но затем с кряхтеньем сполз с
жесткого ложа. Это был его долг вставать до рассвета и читать заветы. По
субботам запрещена всякая работа, и вчера он даже оставил светильник горящим,
дабы до рассвета взяться за чтение.
Он не сразу понял, почему так темно, и только выбравшись в
комнату со свитками, понял, что случилось страшное: светильник погас! Масло не
могло кончиться, но щель в стене после страшного удара дикого гоя стала шире,
ветер и задул… Бесценные утренние часы для молитвы потеряны!
В ужасе он выглянул в окно. Темно, слышно только, как
чешется о забор лошадь варваров да на звездном небе промелькнул чудовищный
силуэт, больше похожий на небесного великана, чем на человека.
А если попросить гоя, мелькнула мысль. Они могут
выполнять любую работу и в субботу. Варвары чисты как дети, старших уважают.
Какой-нибудь тупой гой зажжет светильник для него… Нет-нет, даже думать о таком
великий грех! О работе гоя в субботу правоверный иудей должен
договариваться заранее. Только так.
– Да что я за иудей, – сказал он сердито, – если
этот скиф не зайдет по своей воле? И по своей же не зажжет светильник? Да
еще и скажет спасибо!
Он высунул в окно голову. Ночь была темна, в холодном
осеннем воздухе пахло горелым деревом, сладковатым дымком, далеким ароматом
вареной рыбы. Когда тень вартового мелькнула снова, Ездра позвал:
– Эй, Бугай!… Это ты, Бугай?
