В Россию мы не ходили, все больше по Афгану. Вот там на крупный отряд и нарвались. Конрабандистов обычно в плен не берут. Да они и сами не сдаются: не для того ведь в горы пошли, чтобы где-то в тюрьме сидеть и знать, что дома дети все равно умирают. А меня еще в начале боя гранатой сильно контузило. Сознание потерял и ничего не помнил! Очнулся в палате госпиталя. Потом мне рассказали, что я все время в бреду море вспоминал, службу свою, ребят. По-русски говорил. Это мне жизнь спасло. Доложили своему начальству, а там как-то все до Аль-Амира дошло. Он сам ко мне в госпиталь часто приходил, разговаривал. Очень убедительно все у него выходило, я поверил. Да и сейчас, наверное, верю...
– Аль-Амир, это кто?
– Для всех он мистер Смит. Очень большую власть имеет в службе государственной безопасности. Все, что он говорил, правильным было: американцы – враги, нельзя позволять им творить беззаконие, где захочется... Вы ведь сами так нас учили!
– Эх, парень! Я и сейчас то же самое скажу. Главный вопрос здесь в размерах и формах нашего противодействия. Вот если, например, сосед у тебя в ауле овцу украл, он виноват?
– Конечно!
– А ты бы взял пулемет, перестрелял бы всю его родню до девятого колена и дом спалил?
– Конечно нет. Морду ему набить надо и заставить овцу отдать. Или деньги.
– Вот так и с американцами. Терпеть их наглость конечно нельзя. Надо заставить овцу отдать или деньги. Но не устраивать мировую войну, чтобы извести весь американский род. Ведь в конечном счете именно это предлагал Смит?
Рахимов согласно опустил голову.
– А еще обязательно надо быть честным. Никогда в мире ни одно правое дело не решалось нечестными, подлыми способами. Исподтишка не победишь! Помнишь ведь, как мы на перегрузчике честно дрались с этими американскими «котиками». И подводную лодку их захватили, чтобы свой экипаж спасти! Мы даже никого на субмарине не убили, хотя имели на это все права, после их подлого нападения...
Я тебе верю, Рахимов. Потому что всегда помню твою честность и справедливость. Хочу, чтобы и ты мне верил.
– Я верю вам, товарищ капитан-лейтенант.
– Подожди. Сначала выслушай. Не стану тут всякие психологические эксперименты устраивать, вроде Смита. Скажу сразу самое главное. Ты знаешь о том, что боеголовка у нашей торпеды ядерная?
– Что-о-о-о?!
– Повторю по-другому. Тебе известно, что лодка собирается использовать ядерное оружие?
– Этого не может быть!
– Вот видишь, ты мне уже не веришь.
– Я... Верю, – матрос замялся. – Но этого не может быть, – повторил он уже не так уверенно и твердо.
– Почему же это?
– Но ведь ничего такого Аль-Амир не говорил...
– Вот это уже к вопросу о честности. Ты знаешь такого человека Анри Клемана?
Рахимов задумался, потом что-то вспомнил:
– Да, знаю. Это француз такой. Не в себе малость.
– Канадец он. Да это неважно сейчас. Чем он на этой подводной лодке занимался?
– Все время в первом отсеке ковырялся, торпеду до ума доводил, регулировал, настраивал.
– Вот от него мы и узнали, что он собственноручно подгонял ядерную боеголовку к обычной электрической торпеде. Его ведь специально для этого выкрали с одного средиземноморского курорта. А до этого он в НАТО работал, крупнейшим специалистом по торпедам был.
– Почему был? А где он сейчас?
– Умер. Скоропостижно. Чтобы еще кому-нибудь не рассказал об этом секрете. А перед смертью его сильно заела совесть за то, что он сотворил. Но, по-моему, это потому, что Клеман понял, к кому попало страшнейшее в мире оружие. Даже не просто попало, а он своими руками его вложил. Тут, знаешь, даже здоровая крыша может поехать. Вот он и просил нас остановить ядерное безумие.
– Вы-то сами откуда все это можете знать? И кто это – «мы»?
– Молодец, Шамиль! Вот теперь я понял, что не ошибся, доверившись тебе. Ты прекрасно сохранил способность трезво смотреть на вещи и не упускать никаких мелочей. Не смог Смит окончательно тебе мозги запудрить! А узнал я все от человека, которому безоговорочно доверяю. С ним вместе это «мы».
– От этого русского журналиста, который каким-то непонятным образом попал сначала к Смиту, а потом сюда?
– Вот зрительная память у тебя, видно, не стопроцентная. А он тебя прекрасно помнит, – тут Редин слегка покривил душой, – с того самого времени, когда два года назад принимал спасенный экипаж перегрузчика с американской субмарины.
– Так он находился на спасателе? Там же никаких журналистов не было. Они потом появились, на берегу. Да и то всех моментально разогнали, чтобы даже случайно ничего сфотографировать не смогли или у спасенных что-то выведать.
– Доверю тебе еще одну очень конфиденциальную информацию. Этот человек не совсем журналист...
– Понятно. Так, значит, он и здесь не совсем случайно, да?
– Ты догадливый парень, Шамиль. И неразговорчивый. Это хорошо. Вот и догадайся сам, стали бы сюда из России такого человека присылать из-за какой-то обычной торпеды, которую охранение авианосца может десять раз уничтожить еще на безопасном для себя расстоянии.
Видя, как задумался Рахимов, Сергей пустил в ход свой следующий козырь:
– Ты, Шамиль, грамотный военный моряк. И мои лекции по оружию массового поражения слушал внимательно. Теперь скажи, какой процент вероятности у такой подводной лодки, как наша, пережить подводный атомный взрыв без катастрофических последствий?
– Практически никакого, – быстро ответил моряк.
– А что вам мистер Смит на эту тему говорил?
– Что вас специально в море взяли, чтобы вы после нашей торпедной атаки по авианосцу вывели лодку из-под удара и невредимой привели обратно на базу.
– Я, по-твоему, похож на джинна-волшебника?
Рахимов хмыкнул. Потом беззвучно пошевелил губами, но ничего не произнес. Редин видел, как матрос собирается с духом, но не стал ему ни помогать, ни мешать: решение для Рахимова было трудным, и принять его он должен был самостоятельно. Наконец парень заговорил:
– Я действительно хочу вернуться. Я хочу жить в России и служить в ее Военно-морском флоте. Сейчас, в море, я понял это безоговорочно. Вы, Сергей Михайлович, были и всегда останетесь моим командиром. Честное слово, я очень постараюсь!
Сергей протянул матросу руку. Потом слегка приобнял его и похлопал по плечу:
– Нам тяжело придется. Надо очень точно рассчитать свои действия и, главное, домой живыми вернуться.
– Да что там, Сергей Михайлович, мы вон как америкосов на их гиганте обуздали. А уж с этой живопыркой и подавно справимся!
«Ладно, матрос. Пусть у тебя лучше будет такое настроение, чем апатия или паника».
