– Больше, чем самому себе. Главное, что у нас с ним выработалось потрясающее чувство взаимосвязи, чуть ли не на генном уровне. Мы оба практически безошибочно можем предсказать действия друг друга в самых нестандартных ситуациях. Учитывая, что я буду находиться на борту лайнера без связи, в окружении вооруженных террористов, это приобретает решающее значение. Связаться с Рединым прямо сейчас лучше всего через Макса, то есть Максима Лифанова; в России это единственный человек Команды, который имеет связь с вами и встречался с Сергеем. Ему Редин поверит.
– Хорошо, я понял тебя, Гера. Если подобная лодка существует, мне она тоже представляется единственным средством, способным осуществить такую операцию. Но даже просто тайная доставка ее в район Шпицбергена – очень непростая задача…
– Вот пусть и решают ее с присущим блеском наши доблестные летуны!
– Не перебивай старших! Кроме того, на круизных лайнерах такого класса установлены самые совершенные системы обнаружения и слежения, а лодка – не такая уж и невидимка. Как, впрочем, и «Стелс»…
– Знаете, Владимир Викторович, насколько расширился мой морской кругозор после общения с Рединым? Я теперь даже понимаю, что террористы избрали очень верную тактику, решив отойти от причала, где угроза их физического уничтожения неизмеримо возрастает. Но и совершенный ими маневр – палка о двух концах. В целях безопасности отходить придется не на десятки метров, а значительно дальше. Глубины океана в районе Шпицбергена немалые, дно – каменистое, даже двумя якорями трудно удержать большой корабль на месте – неизбежен снос. Моряки в таких случаях удерживают судно, регулярно, но понемногу подрабатывая гребными винтами. В такие моменты шум собственных винтов мешает засечь…
Гера замялся, подбирая нужный термин, а Куратор перебил его:
– Понятно-понятно, как ты там говоришь: «…пусть решают с присущим блеском наши доблестные мореходы»?
– Каждому – свое. Впрочем, я ни секунды не сомневаюсь, что Редин будет рассуждать точно так же. И определит место проникновения на лайнер в районе этих самых винтов. На лодке наверняка существует оборудование для вскрытия самого прочного корпуса. Конечно, ребятам понадобятся инженерные чертежи круизного судна. Так ведь это не проблема, да? Наша доблестная внешняя разведка тоже не зря зарплату получает…
– Разберемся.
– Ну вот, Владимир Викторович, мое время заканчивается. На связи постоянно будут мои ребята. Мы сейчас еще обговорим нюансы и – в путь.
– Береги себя. Не пытайся в одиночку поймать двух зайцев. Разберемся мы и с угрозой радиоактивного террора, а пока – дети и заложники. Будем внимательно следить за твоими… репортажами.
– Ага, «с петлей на шее»!
– Где-то я уже такое слышал. Не графоманничай.
– Ну и словечко! А вот репортажи действительно слушайте. Я постараюсь дать максимум полезной информации и даже навести на цель, если удастся.
– Вот только не изображай из себя «Крепкого орешка».
– Дама не позволит. Там же рядом моя Гюльчатай будет.
– И за нее ответишь!
Разговор был закончен. Талеев в раздумье прошелся по номеру.
– Ну вот, парни, разговор вы слышали. «Гостей» встретите. Необходимым оружием и снаряжением они вас обеспечат. Думаю, что придется подыскать какую-нибудь быстроходную, но малозаметную посудину. И сделать это лучше побыстрее, пока весь Остров не узнал о захвате. Тактика на борту обычная. Забудьте на время о Салахе и наших «радиоактивных» проблемах. Работаем исключительно по заложникам. Ни в коем случае не светиться! На лайнере о вашей группе не должно остаться никаких воспоминаний. Сереге Редину мой пламенный привет и… до скорой встречи!
Они обнялись втроем, и Гера вернулся в свой номер. «К нашим баранам, к нашим баранам…» – пропел он перед самой дверью, но внутрь ступил молчаливый, строгий, сосредоточенный. На личные сборы не ушло и трех минут. Всего своего, что требовалось носить с собой, за исключением одежды, не оказалось вовсе.
Автомашина, на которой везли Талеева, остановилась у корня причала, где отшвартовался круизный лайнер. Дальше Гера пошел пешком один. На ходу увидел, как у борта зашевелились черные тени и вниз на причал медленно съехал небольшой трап. Не доходя до него метров пятидесяти, журналист остановился, неспешно достал из кармана куртки сигарету и закурил. Он не произнес ни единого слова, а неподвижно застыл, демонстративно созерцая темную поверхность спокойной в утренний час воды. На борту послышались какие-то высокие приглушенные вскрики.
«А они ведь готовы уже вот-вот отчалить, – подумал он, переводя взгляд на два натянутых на носу и корме швартовых каната, выглядевших тонкими ниточками на фоне подавляющей громады лайнера. «Обычно таких тросов для сколь-нибудь длительной стоянки заводят штук десять».
В это время на трапе появилась какая-то фигура, по своим размерам явно не дотягивающая даже до невысокого взрослого мужчины. «Ребенок!» – догадался Талеев. За руку первого спускающегося держался второй, за ним третий… Разглядеть в полумраке какие-то подробности Гера не мог, но ему показалось, что четвертый, повыше других, нес на руках совсем маленького. «Шестой… восьмой… десятый…» – считал журналист. И все! Цепочка детей уже спустилась на причал и медленно шла к Талееву, не расцепляя рук.
«Почему десять»? – недоумевал он. Кто ошибся в подсчетах или что случилось? А может…
Оглянувшись, Гера увидел, что у причала стоят уже четыре автомашины, два микроавтобуса и «Скорая помощь». Рядом суетились люди, некоторые были в белых халатах, но на причал не ступал ни один из них. Дети, не останавливаясь, прошли мимо Талеева, продолжая крепко держаться за руки. Они не бежали, не кричали и не плакали, просто шли. Журналист хотел подойти к ним, но потом передумал и лишь проводил удаляющуюся цепочку печальным взглядом. «Здорово их застращали. Ладно, разберемся». Когда до машин оставалось уже меньше десяти метров, руки детей, как по команде, расцепились, и они гурьбой бросились к поджидавшим их людям. Теперь пришли и слезы, и вскрики.
А Гера сделал непонятное: он не направился к кораблю, а вытащил еще одну сигарету и вернулся к философскому созерцанию океана. С борта раздался резкий призывный свист. Талеев даже не шелохнулся. На смену обжигающему пальцы окурку пришла новая сигарета. Зато никак не изменилась демонстративная окаменелость фигуры журналиста и сосредоточенный взгляд далеко за линию горизонта. Так продолжалось минут пять. Было ощущение, что за Талеевым пристально наблюдают с борта лайнера, внимательно ловя любую его реакцию. Потом с громким металлическим лязгом распахнулась внутренняя переборка, и на трап ступил еще один ребенок, подгоняемый недовольным гортанным криком. Дальше все было в точности, как первый раз: короткая цепочка держащихся за руки детей потянулась по трапу. Четыре! «Как говорят бухгалтеры, ажур!» Уже на причале подросток лет двенадцати взял на руки малышку-девочку. «Джентльмен, однако», – одобрительно подумал Гера и решительно зашагал к судну.
