Даже ему самому понравилась такая работа. Он напевал вполголоса, изредка прерывая свои рулады замечаниями типа: «Вы еще не знаете, с кем связались!» Часа через полтора, когда основные работы были закончены, Сергей позволил себе передохнуть. Он уселся прямо на палубу напротив своего пленника, вытащил кляп и почти ласково спросил:
– Ну что, сволочь, поговорим?
Но добиться чего-нибудь от немца не удалось: тот не понимал ни по-русски, ни по-английски. А в немецком Редин сам был ни в зуб ногой.
«Да ну его к лешему! Чего я привязался? Как будто мне еще что-то непонятно. Если этот Дитрих все-таки выживет… – Сергей подумал и поправился про себя, – если все мы выживем, он, где надо, обо всем расскажет. А нет, так и хрен с ним!»
Сигарета, которую курил Редин, догорела до самого фильтра, когда раздался стук во входную переборку. Немец тут же встрепенулся и заорал благим матом. Капитан 2-го ранга, не торопясь, поднялся, укоризненно покачал головой и вернул кляп в рот обер-мастера.
– Отвратительный у тебя голос. Не Карузо! Помолчи. Думаешь, это тебя пришли освобождать? Нет, родной, это ко мне ОТК пожаловал. Отдел технического контроля. Будут теперь дотошно и с пристрастием проверять мою изнурительную работу. А я, скажу тебе по секрету, никогда еще так основательно не трудился! Вряд ли к чему придерутся. Погоди еще, стрелять начнут, и даже взрывать попробуют. Был бы у них какой-нибудь газ, попытались бы его сюда запустить. Ты, случайно, не знаешь, у них газ есть, а? Да не дергайся, все равно ведь я все системы перекрыл, так что они только сами его наглотаются, да еще от собственных взрывов поранятся, от рикошетов… Ох, не завидую я им!
Стуки со стороны коридора прекратились.
– За подмогой пошли, – прокомментировал Редин. – Ну-ну!
Впереди ему еще предстоял каторжный труд: надо было попытаться сделать полностью герметичными сами баки, куда при погрузке опускали урановые стержни. Их в хранилище было два. Они располагались строго по оси судна на самом дне, чтобы своим огромным весом меньше влиять на остойчивость корабля. Внешне это были цилиндры высотой метров пять и метров восемь-десять в диаметре. По всей высоте были проделаны ячейки, в каждую из которых краном опускались пять стержней, а потом сверху заполненную ячейку закрывали пробкой. Пробочка была свинцовая, около полуметра в диаметре, и весила, наверное, килограммов восемьдесят. Ячейку она закрывала исключительно за счет собственного веса и плотной подгонки. Однако в экстремальных ситуациях, например, при очень сильном шторме, когда крен судна может превысить допустимые пределы, пробка способна и выскочить. Или при взрыве и затоплении корабля от полного переворачивания, или от удара о морской грунт… Тогда морская вода получит к стержням свободный доступ и разнесет радиацию на огромные расстояния, вызвав настоящую экологическую катастрофу.
Условия для заваривания краев пробок по окружности были идеальны, но зато их количество… Стержней немцы загрузили около тысячи штук, а в ячейку опускают по пять, выходит, почти двести пробок. И Редин погрузился в работу…
Он не реагировал ни на какие стуки, возникающие попеременно то с одной, то с другой стороны хранилища, то сверху, то снизу… Хотя порой они больше напоминали поистине громовые удары. Потом, как и предполагал Сергей, террористы перешли к взрывам. Начали со входной переборочной двери. Однако мощный взрыв, который заставил содрогнуться весь корпус корабля, не нанес ей никакого вреда. Редин с гордостью в душе отметил, что его сварочные эксперименты вкупе с повышенной прочностью переборок хранилища создали непреодолимую преграду на пути бандитов.
Не успокоившись, террористы переместились на закрывающие хранилище сверху плиты. Поскольку краны для их подъема не работали, оставался только один путь – подрыв. К нему готовились долго. Сергей за это время успел обварить, наверное, с полсотни пробок. Когда стуки, скрежет и какое-то пиление наверху смолкли, он отошел в дальний конец помещения и притаился за массивным угловым выступом. Мог бы и не отходить. Взрыв, который по мощности значительно превосходил первый, по результатам оказался абсолютно аналогичным: добротно сваренные по всей длине панели, укрепленные арматурой, даже не шелохнулись!
В помещении хранилища, где находился Редин со своим пленником, была прямая связь с ходовым мостиком судна – по телефону и через громкоговоритель. Телефон Сергей оборвал сразу же. Он намеревался сломать и громкоговорящую связь, но в последний момент передумал и лишь повернул регулятор ее громкости на минимум. Тем не менее истошные призывы к нему были слышны даже в таком положении выключателя. Он не обращал на них никакого внимания: чего зря болтать, господа? Попробуйте, постучите, повзрывайте, убедитесь… Потом и поговорим. Но коротко. Теперь, кажется, пришло время.
Редин увеличил громкость связи и произнес в микрофон по-английски:
– Я хочу, чтобы меня слышали капитан судна и главарь бандитов!
Наверное, от неожиданности наступила тишина. Потом хлынул неудержимый поток угроз и ругательств на нескольких языках сразу. Сергей выждал минуту:
– Капитан! Вы меня слышите?
После небольшого препирательства донеслось:
– Да, я слушаю. И главный…
Опять раздалась резкая короткая фраза на незнакомом языке. Редин спокойно отреагировал:
– Если меня еще раз перебьют, я прекращу всякие контакты… Вот так лучше. Я буду краток. Вы, капитан, конечно, представляете себе, какую угрозу всему региону несет груз в хранилище судна. А я, как эксперт по ядерным отходам, не могу допустить, чтобы какие-то подонки шантажировали кого бы то ни было здоровьем и жизнью сотен тысяч людей. Поэтому я втайне похозяйничал на вашем корабле. Как моряк моряка, прошу за это меня простить. Теперь все помещение хранилища ядерных отходов, благодаря моим стараниям, представляет собой не только неприступную, но и практически герметичную цитадель. Надеюсь, господа террористы за последний час в этом убедились…
Наверное, обиженная душа главаря не смогла спокойно вынести такого напоминания, и Редин услышал просто звериный рык.
– Спокойнее, господа, спокойнее. Я еще не все сказал. Вероятно, судно заминировано и бандиты имеют возможность в любой момент разорвать его на куски и затопить. Рано или поздно они придут к такой мысли. Ну что ж, помешать этому я не в силах, но я позаботился, чтобы ни один рентген радиации не вырвался наружу, даже когда отдельные фрагменты погибшего от взрыва корабля окажутся на морском дне в любом положении. Я намертво заварил все пробки в ячейках баков. Если господам бандитам что-то непонятно, капитан, растолкуйте им на пальцах, что таким образом все радиоактивные стержни оказались в абсолютно герметичной ловушке и в таком виде могут лежать себе на дне морском хоть до второго пришествия, без малейшего вреда даже для проплывающих мимо нежных рыбок. Так кого и чем вы теперь собираетесь шантажировать, ублюдки?! – Накопившиеся усталость и раздражение все-таки вырвались наружу. Сергей постарался взять себя в руки, но это у него плохо получилось. – Меня? Моей жизнью?! Так я – русский офицер и еще двадцать лет назад поклялся отдать ее на благо своей Родины! А теперь, чтобы ни вы, ни кто другой даже не пытались повлиять на мое решение любыми способами…
