Боян, все еще шатаясь от изнеможения, начал торопливо рубить
бревна, едва не попадая себе по ногам. Ольха оглядывалась, ничего не понимала.
Павка в одиночестве выдерживал град ударов, шатался, но не отступал, а если и
отступал, то на полшага, не пропуская противника мимо.
Огромная ревущая толпа напирала. Во главе рубился высокий
витязь, лицо его закрывала железная личина. Лик его был страшен, а секира
обагрена кровью. Павка продолжал наносить сильные удары, от которых падали
дружинники, наконец скрестил меч с витязем, некоторое время обменивались
тяжелыми ударами. Толпа остановилась, шел бой гигантов. Ольха вскрикнула, когда
топор витязя разрубил Павке плечо. Там показалась кровь, железо прогнулось, но
Павка тут же с силой ударил мечом, как копьем. Лезвие почти до середины вошло в
живот противника. Павка поспешно выдернул меч, с трудом вскинул над головой,
Ольха услышала его страшный крик:
– Боги!.. Вам жертвую!
А за его спиной дерево трещало, щепки взлетали, как стаи
вспугнутых воробьев. Целый пролет обрушился в холодную воду, стремительное
течение подхватило, повернуло, с силой ударило в столб, весь мост содрогнулся,
затем волны подхватили и понесли вниз.
Ольха расширенными в ужасе глазами смотрела в спину Павки.
Несмотря на рану, тот рубился как бес: успевал поворачиваться во все стороны,
выдерживал удары топоров и копий, его сумели оттеснить еще на три-четыре шага,
а уже в трех шагах открывалась бездна реки.
– Еще! – приказал Ингвар яростно. – И этот
пролет!.. Иначе перепрыгнут!
Он сам с двух-трех ударов перерубывал толстые бревна,
обрушивал в пенистые воды перила, настил, бревна-стояки.
На той стороне моста Павка под ударами отступил еще на шаг.
По нему били, как по наковальне, он шатался, но держал удары. Измочаленный щит
стряхнул. Ольха с болью видела, как доспехи уже всюду окрасились кровью.
– Отойди! – дико закричал Боян.
Настил под ногами зашатался. Ингвар сильно толкнул Ольху,
прыгнул, а настил обрушился в воду. На той стороне моста Павка был уже на самом
краю. Он упал на колени, все еще загораживая проход. Его озверело били
топорами, боевыми молотами, воздух наполнился звоном, треском, грохотом. Ольхе
показалось, что услышала хруст костей, сдавленный вскрик.
Ингвар ухватил Ольху, лицо его было темное, как ночь,
потащил. Сзади отступал, пятясь, Боян. Он вскидывал щит, ловил на него летящие
дротики, закрывал отца. Выругался, булатная стрела больно клюнула в плечо.
Мостик кончился, под ноги бросилась утоптанная земля. Узкая
тропка повела вдоль берега, раздвоилась, один язычок юркнул под сень мохнатых
деревьев.
Ольха вскрикнула на бегу с болью:
– Павка!.. Он погиб, давая нам уйти.
– Да, – ответил Ингвар. Он шагал быстрым шагом,
почти бежал, посматривая на нее, оглядываясь на Бояна с Молотом.
– Он спас нас… а мы…
Ингвар рявкнул зло:
– Что – мы? Мы должны были уйти. И должны спастись
сейчас, дабы жертва была не напрасна.
Боян, пятясь, едва не наступил им на ноги. В плече торчала
стрела, из ранки бежала тонкая струйка алой крови. Не морщась, Боян обломил
древко, чтобы не мешало, бросил через плечо.
– А разве это не лучшая на свете смерть?
– На мосту? – спросила Ольха с болью.
– Отдать жизнь за други своя, – ответил Боян
сурово.
Они выбрались на берег. Ингвар облегченно вздохнул, увидев в
сотне шагов густой ельник, а еще дальше над ельником вздымались кудрявые
вершины дубов, кленов, вязов.
Боян присел на корточки, просунул голову между ног отца, с
натугой выпрямился:
– Всего-то верст пять осталось?
Глава 44
Вскоре их снова узнали, но это были уже веси во владениях
Ингвара. К удивлению Ольхи, местные жители отнеслись без вражды, даже дали им
двух коней. Ингвар велел явиться в терем за платой, а войт сказал почтительно:
– Да ты не беспокойся, хозяин! Если даже не заплатишь.
Ты нам уже заплатил. Еще раньше.
Ольха не поняла, спросила Ингвара, а тот раздраженно
отмахнулся:
– Да откуда я знаю, что он имел в виду? Наверное,
какую-нибудь мзду отменил. Ну, за проезд по мосту, подушное или что-то еще.
– Главное, – сказала она удивленно, – что нам
даже помогли.
– Главное, что тебя с Молотом можно посадить на
коней, – возразил Ингвар.
– Я могу идти наравне с вами.
– Сперва посмотри, как ходят мужчины.
– Кто этого не видел?
Но когда Ингвар и Боян пошли своим воинским шагом, Ольха
потрясенно поняла, что и на коне за ними поспеть не просто. Оба руса в полном
боевом доспехе и с тяжелыми мечами за спиной бежали, как кони, по зеленому
лесу, прыгали через пни и валежины, проламывались, как лоси, через кусты,
бежали без устали, бежали мокрые от пота, как две выдры, но бежали и бежали,
еще успевали присматривать за Молотом и поддерживать в седле, уже и кони начали
хрипеть и ронять пену. Ольха готова была взмолиться об отдыхе, как вдруг Ингвар
вскрикнул:
– Замок!
На дальней дороге показалось с десяток людей с кольями и
рогатинами, но загородный терем был уже близок. Кони шли шагом, пошатывались,
хрипели, пристыженно косились на шагающих рядом русов. На башенке блеснул
солнечный зайчик. Следят за дорогой, поняла Ольха, доспех не снимают даже
наверху. Значит, дела и здесь плохи. Или очень тревожны.
Они были еще в сотне шагов от ворот, когда подъемный мост со
скрипом и треском начал опускаться. Створки ворот пошли в стороны. Там появился
непомерно широкий в плечах приземистый мужик с непокрытой головой. Длинные
волосы цвета дубовой коры падали на плечи. Ольха вздрогнула, проход в ворота
замка загородил явно полянин. На поясе у него висел короткий славянский меч.
Длинные узловатые руки мужика свисали до коленей. От него веяло силой и
неприкрытой угрозой. Налитые злобой глаза люто зыркали из-под насупленных
бровей. Надбровные дуги выступали как козырек над крыльцом терема.
Он вгляделся в приближающихся людей с явно возрастающей
угрозой в лице. За его плечами появились еще люди с топорами и копьями в руках.
Передний мужик ступил на мост, не дожидаясь, пока край ляжет на той стороне.
Ольха хотела слезть, встать рядом с Ингваром, но тот словно
чуял, предостерегающе поднял руку. Она замерла в седле. Рядом что-то бормотал
Молот, седые пряди развевало ветром. Он совсем изнемог от скачки, глаза
закрывались.
Мужик слегка пошатывался, словно глыбы плеч и чудовищные
руки перетягивали то на одну, то на другую сторону. Край тяжело опустился, мост
словно бы облегченно вздохнул, расслабил натруженные мышцы бревен. Мужик
остановился на середке моста, тот вроде бы даже прогнулся. Голос мужика был
тяжелый и грозный, будто над головой прогрохотал гром:
