Ольха тоже, похоже, ощутила неладное. Ее веки задрожали, на
лице появился ужас. Ингвар поспешно наклонился, подул нежно в лицо, сказал
заговор против плохих снов. Лицо Ольхи заметно расслабилось. Осчастливленный
даже такой малостью, он бережно коснулся губами ее щеки, вздрогнул, хотя уже
знал, какая солнечная искорка проскочит между ними.
Запах гари становился сильнее. Ингвар колебался, не встать
ли, чтобы закрыть окно, но древлянка наверняка проснется, она держится за его
руку как испуганный ребенок, что отыскался в темном страшном лесу и панически
боится потеряться снова.
Наконец из-за окна донесся командный голос Влада. Ингвар
ощутил, как спадает напряжение. Тот, судя по тону, распоряжался толково,
посылал за баграми, слышен был стук ведер, кадок. Зашипело, огонь начал
спадать. Правда, дважды вспыхивал в сторонке, ветром заносило искры, а то и
клочья горящей бересты, но в конце концов погасили и там. Потом Ингвар слышал
довольные голоса, со двора долго не расходились, мужики обсуждали, кто и как
геройствовал, отчего загорелось и что стряслось бы, если бы колодец не оказался
рядом да не было столько ведер.
Ингвар снова осторожно забросил ноги на ложе. Ольха спала,
держа его за руку. Во сне она чуть переменила позу, а его ухватила за
указательный палец, держала цепко, еще больше став похожей на испуганного
ребенка, которого он выводит из темного страшного леса.
От нее все так же пахло лесными травами. Этот запах держался
стойко даже здесь, в его тереме, где все пропиталось, как ему казалось,
запахами крови, вина и пожаров.
Иногда его сердце начинало стучать так часто, что он пугался,
что умрет от ярости, не успев отомстить ее обидчику. Перед горячечным взором
снова и снова проносились отрывочные картины, как он с наслаждением обухом
топора разбивает ему все суставы в руках и ногах, бросает в пыль, чтобы тот
беспомощно ползал, медленно умирая… Нет, и этой муки мало за то, что осмелился
так поступить с самой нежной, самой светлой…
Он неотрывно смотрел в ее лицо. Иногда ее рука сжималась,
проверяя, рядом ли он. Ингвар вздрагивал, не зная, как еще успокоить, уверить,
что отныне он всегда будет защитой. Всегда и от всего на свете.
Глава 47
Звезды начали блекнуть, черное, как деготь, небо медленно
светлело. Ингвар лежал, прислушивался к тихому дыханию Ольхи. Внезапно издалека
донеслись крики, и у него жилы натянулись так, что едва не прорвали кожу.
Крики, а следом – едва слышный лязг железа о железо!
– Прости, – шепнул он ей на ухо, – на этот
раз намного серьезнее.
Он высвободил руку, промчался до своей комнаты. Он уже
пристегивал поножи, когда снизу донесся крик:
– Ингвар!.. Зовите Ингвара!
– Что там? – крикнул Ингвар.
– Нападение! Со всех сторон!
Он выскочил с мечом в руке, пронесся через двор. Боевые
крики и звон оружия неслись со стен, а в ворота били тяжелым. Оттуда доносился
могучий рев Асмунда, он с двумя дюжинами ратников изготовился к схватке, буде
чужаки ворвутся в ворота.
По всей стене люди уже швыряли вниз на невидимого отсюда
врага камни, лили горячую смолу, сыпали песок в глаза. Значит, уже приставили
лестницы, понял Ингвар на бегу. Лезут, а если так, то когда же успели замостить?
Он взбежал по мосткам наверх. Край стены доходил до груди,
можно пригибаться от летящих стрел, самому же бить прицельно. Едва голова
поднялась над краем, он ощутил, как сердце сжалось.
На стену уже лезли вооруженные люди, а из леса бежали новые
и новые. Многие на бегу поднимали лестницы. Ров был завален связками хвороста.
– Отобьемся! – крикнул ему один мужик
ободряюще. – Тут такая крепость!
Худой, но жилистый, похожий на обозленного паука, он выбирал
булыжники из горки, метал прицельно, орал и свистел, когда кого-нибудь сбивал.
В плече торчала длинная оперенная стрела, но он был слишком разозлен, чтобы
хоть на миг оставить драку и обломить конец.
Погорелец, вспомнил Ингвар. Как хорошо, что принимал их, не
закрыл перед ними ворота. Принимал как киян, так и беженцев из дальних, чужих
весей. Вон даже бабы встали на стены, черпаками льют кипящую смолу!
Завидев его, вдоль стены прибежал разгоряченный Рудый. На
плече топорщилась погнутая сильным ударом булатная пластина, а яловец был
срублен. Глаза Рудого, однако, сияли торжеством, будто с одного броска костей
выиграл коня, меч и седло.
– Я ж говорил? А все не верили!
– Сколько их здесь? – спросил Ингвар.
– Да все пошли на приступ, – сказал Рудый с
гордостью, словно это он умело направлял их силы. – Думаю, ни одного в
лесу не осталось.
– Отобьемся?
– Да ни в жисть, – отмахнулся Рудый. – Если с
первого раза не захватят, то отойдут, передохнут, со второго раза залезут. А с
третьего – наверняка!
– Спасибо, утешил, – поблагодарил Ингвар
язвительно.
Похоже, подумал он тревожно, Рудый прав в своих опасениях.
Все отряды, которые он обнаружил в лесу, ночью подступили к стенам, пытаются
взять с налету. Натиск, как и должен быть, решительный, кровавый. Знают, что
защитников здесь немного. В осаде продержатся хоть год, а натиск большими
силами отбить трудно. К счастью, на стенах оказались Рудый, да еще Боян, сдав
отца в заботливые руки Зверяты, сразу же бросался в самые опасные места, всюду
поспевал, рубился как зверь, на его красный от крови доспех налипли волосы с чужих
голов и серая кашица мозгов.
Со всех стен бросали камни, лили смолу и вар, но наконец в
одном месте нападавшим удалось вскарабкаться на стену. Завязался страшный
кровавый бой, резались грудь в грудь, падали во двор, дрались лежа, уже с
поломанными ногами, затем от ворот подоспел Асмунд с людьми. В короткой и злой
сече порубили чужаков, бегом воротились обратно.
Еще в двух местах удалось не только взобраться на стены, но
и сбежать вниз, где на них набросились мужики с рогатинами и даже бабы с
кольями. Побили сами, не потребовалась помощь. Ингвар с окровавленным мечом
дважды бросался на подмогу, оба раза не поспевал. Рудый заорал весело:
– Погорельцы!.. Из них выходят самые лютые воины!
– Еще бы, – бросил Ингвар. – У тебя бы хату
сожгли.
– Думаешь, у меня не жгли? – удивился
Рудый. – И хату, и дом, и даже избушку. Уж не говорю про терем в Ладоге
или поместье в Ингварии. Но как был овечкой, так и остался…
Ингвар хмуро смотрел, как эта овечка в два прыжка взлетела
на верх стены, снесла троих матерых воинов-чужаков, а четвертого швырнула
спиной на острый частокол так, что Ингвар отсюда слышал, как захрустели хрящи
несчастного.
Из терема выбежал высокий молодой витязь. Был он строен,
гибок, шолом с забралом закрывал половину лица, тонкая кольчужная сетка падала
из-под шолома на плечи. Доспех был легок, только булатный круг размером с
тарелку на груди поверх длинной кольчуги, изящные наручники, короткий меч на
поясе…
