Ингвар с сомнением смотрел, как необъятный двор заполняется шумным
народом. Его русы совсем растворились среди полян и мери, там же группка
древлянских витязей, что держатся все еще тесной стайкой, рослая и
загадочноглазая пермь, гонцы курян, а теперь еще и могучая дружина бойков!
Олег на таких пирах велел убирать со стен мечи и секиры.
Гости все оружие, кроме ножей на поясах, оставляли в сенях под присмотром
княжьих дружинников. Но сейчас все идет наперекосяк, прибывают из разных мест,
прямо с улицы садятся во дворе за столы. Ингвар махнул рукой: будь что будет. Уже
поздно разоружать. Да и кто дастся?
Ольха, явно сговорившись с воеводами, умело рассаживала
гостей так, что все старшие оказались за одним столом с Ингваром и с нею,
Ольхой Древлянской, а младшую дружину рассадили вперемешку. Древлянин
оказывался бок о бок с полянином или курянином, бойк с мерей, а весянин с
дулебом. У каждого из-за плеча выглядывает либо меч, либо боевой топор, у
каждого нож на поясе. Ингвар холодел от недоброго предчувствия, кус в горло не
лез.
Как владетеля этого дома-крепости или по какой другой
причине, но его усадили на самом высоком кресле, резном и со спинкой, по правую
руку сидела Ольха, по левую Асмунд усадил прибывшего княжеского сына бойков,
донельзя удивленного и гордого такой честью. Асмунд и Рудый, переглянувшись,
ушли за столы к младшей дружине. Их цена не упадет, если даже пообедают с
нищими и бродягами.
Бойки цвели улыбками, донельзя гордые, довольные. С любовью
смотрели на своего юного князя и с благодарностью – на Ингвара, воеводу
киевского, соратника и воспитанника Олега Вещего.
Ольха с удивлением присматривалась к вождям и князьям
племен. Нужда заставляет объединяться и лютых врагов, но здесь ни один не
бросает злобных взглядов на русов. А как совсем недавно кипели ненавистью!
Прямо дым из ноздрей валил, а из пастей – огонь…
Небо было синее, холодное, но солнце все еще грело –
напоследок. Воздух оставался холодным, по-осеннему чистым, гости чувствовали на
спинах и лицах ласковые ладони осеннего солнышка с его прощальным теплом.
Ольха во все глаза, будто увидела впервые, смотрела на
золотую и серебряную посуду на столах. Под золотым солнцем богатство заблистало
еще ярче! А Ингвар, похоже, собирал, или это его мать собирала, не просто
богатые вещи, а красивые.
Из золотого кубка, подумала она, да еще с каменьями на
боках, и простая бражка покажется заморским вином. Похоже, даже бойки и лемки с
их сокровищами гор не зрели такой красоты.
Пир только начался, но, несмотря на обилие вина, хмельного
меда, сытной еды, лица гостей оставались невеселыми. А вождь тишковцев едва
отпил из серебряного кубка размером с бычью голову, как тут же с грохотом
опустил его на стол.
– Да будь это все проклято!
Рядом вздрогнули от его громового голоса. Ингвар напрягся,
бросил взгляд на стену, где висят мечи и топоры. Если сейчас начнется, если руки
пьяных гостей потянутся к оружию…
А захмелевший вождь тишковцев прорычал:
– Будь прокляты те, кто запихнул змею в конский череп!
Ольха вздрогнула. После этих слов в тишковца должны полететь
ножи, топоры, кубки со стороны славянских гостей, его должны растерзать голыми
руками… но все молчали, отводили глаза. И она с внезапным потрясением поняла,
что уже все думают одинаково, только никто не решается признать страшную для
них истину. Сюда съехались те, кому потребовалась твердая власть, кто жаждет
прекратить распри. Съехались к русам, но уже здесь или еще по дороге сюда
поняли, что и кровавый князь Олег только и делал, что не позволял племенам
бросаться одно на другое.
– Да, – сказал наконец Кремень, воевода бойков. Он
повесил седую голову. – Будь здесь Вещий Олег, столько бы крови не
пролилось.
Ольха украдкой оглядывала застолье. Никто не поморщился,
когда Кремень назвал Олега Вещим.
– Так то Олег, – вздохнул другой вождь, он привел
отряд рашкинцев. – Он зрел грядущее, а правил племенами, хоть и был русом…
все же мудро и расчетливо. А кровь, что ж, любая власть стоит на крови.
– У него закон был один для всех, – вспомнил
третий, – что для руса, что для полянина, что для мери. Виданное ли дело?
Сруль, он сидел на краю стола, осматривался в тревоге,
улыбался всем, скрывая напряжение. Ингвар, к его удивлению, допустил его за
стол для знати, дескать, торговец поездил, повидал свет, а таких уважают в
любом племени. Все же Сруль помалкивал, со всеми соглашался, старался держаться
незаметно. Но сейчас не выдержал, вздохнул так горестно, что на него начали
оглядываться.
Он сказал торопливо:
– Простите! Душа слезами обливается. По всем землям я
мог возить товары без охраны! Двадцать лет не знал, что такое разбойники.
Двадцать лет я наперед знал, сколько заплатить за переезд через мост, сколько
за въезд в городские ворота… И с каждым годом земли, где правил закон Олега,
расширялись к радости тех, кто сам себя защитить не может… А что теперь?
Только переглянулись, ибо не то что от племени к племени,
даже из веси в весь трудно проехать, чтобы не быть убиту и покалечену, а если
повезет, лишь ограблену.
– Если бы воротился Олег, – выкрикнул Кремень с
мукой, – я бы первым сложил перед ним меч!
– Да и я рази стал бы воевать? – бросил рашкинец
тоскливо. – Это все от дури нашей славянской.
Рудый, зорко посматривая по сторонам и прислушиваясь, вдруг
отшвырнул турий рог, расплескивая красное вино, вспрыгнул двумя ногами прямо на
стол. Голос воеводы русов был сильным и звучным:
– Вы хотите Олега обратно?
За столом умолкли разговоры, за соседним оборвалась
нестройная песня. На него смотрели с недоумением и любопытством. Рудого знали,
но никто не мог предсказать, каких шуточек от него дождешься в этот раз.
– Да, – был разноголосый ответ. – Ну и чо?
– Если бы боги вернули его…
– Олег был настоящим князем…
– Олег…
Рудый простер ладони, утихомиривая крики:
– Тогда почему не просить богов вернуть его? Если воля
наша будет сильна и едина, то боги не могут удержать его в… гм… вирии.
Ольха ощутила, что напряженно прислушивается. Рядом вздохнул
и задержал дыхание Ингвар. Он чуть наклонился вперед, вслушиваясь и
всматриваясь. Ольха тоже наклонилась, их плечи соприкоснулись. Странная
живительная мощь пробежала от плеча по ее телу, ослабила ноги, и в животе стало
горячо и тяжело.
Кто-то крикнул в тишине:
– Что ты мелешь? Где такое слыхано?
Рудый ответил напряженно, оглядываясь и пятясь, уже явно
жалея о том, что предложил:
– У нас, у русов, такое уже бывало. Однажды так
вызволили из вирия нашего великого предка Руса. Правда, когда он явился, от
него здорово несло серой и паленой шерстью… Ну, наверное, такой уж там вирий.
Конечно, можно вызволять только умерших безвременно. А вот тех, кто мрет от
старости, того даже боги вернуть не берутся.
