Вид у Ингвара был такой, будто его ударили под дых. Спросил
задыхающимся голосом:
– И ты… мне… не… сказал?
– Ты не смог бы утаить, – ответил Олег
сочувствующе. – Слишком честен для правителя большой страны. А мне
хватало, когда знали только двое, Рудый и Асмунд. Как видишь, получилось.
Ольха вскрикнула, закусила губы. Ее кулаки были прижаты к
груди. Ингвар посмотрел на нее, потом на Олега:
– Ты… был под личиной Тайного Волхва!
Ольха, повинуясь безотчетному порыву, как-то разом оказалась
возле Олега. Ее руки рывком распахнули рубашку на его груди. Толстая корка
засохшей крови шириной в ладонь покрывала безобразный багровый шрам. Края раны
еще только стягивались. По всей груди были следы засыхающей сукровицы, она и
сейчас сочилась из щелочек в коричневой корке.
– Ты… – выдохнула она. – Ты закрыл меня
собственным сердцем!
– Ну, не так уж и сердцем, – буркнул Олег. –
Между ним и копьем была волчовка и два пальца сала под толстой кожей… Да еще на
палец грязи.
– Но зачем? – Глаза Ольхи округлились, как у
испуганного совенка.
Олег кивнул на замершего Ингвара:
– Все дело в его родителях. Я был с ними дружен. И
сдуру обещал сохранить его шкурку.
Ольха все еще не понимала:
– Но копье летело в меня?
– Ну и что?
– Не в Ингвара же…
Глаза Олега стали насмешливыми.
– Ты все еще такая дурочка? Всем же ясно, что броском
копья убили бы Ингвара тоже. Думаешь, он смог бы жить?.. Чертовы гордецы! Не
можете сказать друг другу то, что видно даже челяди. О чем воробьи верещат по
всей Новой Руси!
Кровь бросилась к щекам Ольхи с такой силой, что в голове
сладко зашумело. Она поспешно опустила глаза. Ингвар сопел и тоже опускал
глаза.
– Гордецы, – повторил Олег почти с
отвращением, – любовь – это не когда глазеют друг на друга, а когда вместе
смотрят в одну сторону. У вас уже одна душа на двоих! Брысь отсюда, мне надо
поговорить с воеводами. Асмунд, Рудый, у меня к вам такой очень важный наказ…
Ингвар, взяв Ольху за руку, вывел за дверь, и они не
услышали, что великий князь наказывал свершить верным воеводам. Не глядя друг
на друга, прошли в комнату Ингвара. Сердце Ольхи колотилось, кровь приливала к
щекам, заливала шею.
Она ждала, что Ингвар в нетерпении, раз уж все запреты
рухнули, схватит ее в объятия, наконец-то с жаром ринется лишать ее невинности,
однако Ингвар усадил ее в кресло, сел на простую лавку напротив. Лицо его было
взволнованное, губы вздрагивали, в глазах была мольба.
Ольха услышала то, что меньше всего ожидала услышать.
Страшный рассказ о том, как горько и кроваво объединялись племена в Новую Русь.
Тиверцы, к примеру, сопротивлялись долго, а когда победа Олега стала
неизбежной, всем племенем ушли с родных земель. Уличи, хорваты, тишинцы и хатцы
настолько хотели уйти от жестокой власти Олега, что переправились даже за
Дунай, заняли там земли.
Чудь, не имея сил для борьбы, но и не желая покориться
жестоким русам, принесла в жертву все племя с детьми и стариками. Вырыли
огромные ямы, соорудили над ними навесы с холмами земли, а потом подрубили
столбы и похоронили себя заживо. Зато в родной земле близь своего Чудского озера…
Типичи дрались отчаянно и погибли все до единого. Урюпинцы ушли в леса, след их
потерялся.
Когда Ингвар закончил рассказывать о становлении Руси – кого
убили, кого тайно зарезали, кого предали, – она долго молчала. Спросила
наконец:
– Не понимаю… Ты хочешь, чтобы я судила тебя?
– Да, – ответил он тихо.
Она покачала головой:
– Я могу любить тебя… и люблю. Когда ты ранен – я
истекаю кровью. Я могу страдать по тебе или без тебя, могу дожидаться тебя, но
судить… нет, не могу.
Он уронил голову:
– Я не уверен, что прав в том, что делаю.
– Мужчина, – медленно сказала она с насмешливым
упреком. – Во всем и прежде всего мужчина! Мужчина и его дело. Я ведь
предложила больше, чем суд в твою пользу. Прав ты или нет, я люблю тебя! И
пойду с тобой. Куда бы ты ни шел и что бы ни делал.
Ингвар со вздохом облегчения бросился к ней с такой
поспешностью, что упал на колени. Она обхватила его голову, прижала к груди, а
он обхватил ее колени, застыл, чувствуя, что это и есть вирий, и слышал, как
над головой шуршат крылья берегинь, а русалки поют серебряными голосами
свадебные песни.
Глава 53
Он все еще стоял перед ней на коленях, когда послышались
шаги великого князя. Ингвар с великой неохотой поднялся. Сейчас не хотел никого
видеть, даже князя, заменившего погибших родителей.
Олег шагнул через порог, и Ольха тихонько вскрикнула. Князь
был вылитым древлянином, только что без бороды: в простой душегрейке из волчьей
шкуры, волосы свободно падают на плечи, на лбу перехвачены не золотым обручем,
а простым ремешком. Руки голые до плеч, на груди волчовка распахивается до
пояса. Только теперь Ольха увидела, насколько могуч великий князь на самом
деле. Плечи огромные и блестящие, как валуны, под темной от солнца кожей
перекатываются чудовищные мышцы. Грудь широка, Ольха сперва решила, что это
панцирь из темной меди. На руках князя браслеты у предплечья – булатные с
неведомым узором, и по широкому браслету на запястьях – толстых, можно отражать
удары ножа, а то и меча.
В руке Олег держал красиво выделанную доску с натянутыми
жилками разной толщины. Доска была украшена затейливой резьбой.
– Простите, – сказал он с порога, – помешал,
но дело того стоит.
Ингвар смотрел исподлобья. Тут все лето дергался, страдал,
пытался спасти обломки Новой Руси, а этот под личиной Тайного Волхва наблюдал,
оценивал, а то и посмеивался!
– Передашь Бояну, – сказал Олег.
Ингвар взял доску, смотрел тупо:
– Как он?
– Нога срублена начисто. Руки целы, это главное. Он
всегда хотел научиться на гуслях, сейчас самое время… Он, можно сказать, только
сейчас жить начинает.
Ингвар осторожно положил гусли на стол. Олег, погладив Ольху
мимоходом по голове, подошел к окну. Сказал, не оборачиваясь:
– Да, пролилась кровь. Даже немало… Зато все наконец
поняли. И русы, и славяне. Все годы, когда держал власть в кулаке, слышал одни проклятия.
Мы-де захватчики, грабители, дармоеды при мечах, кровопийцы, душегубы… Вот и
дал им свободу. Разнуздал, бросил поводья: скачи, славянство! Доскакались.
Телегу растрясли, а потом вовсе вверх колесами в канаве… Теперь будет легче. А
я наконец смогу уйти.
Он сказал так просто, что Ольха лишь непонимающе распахнула
глаза, а Ингвар раздраженно дернулся:
