Он стиснул зубы, едва успел пригнуться. Толстая ветка
вынырнула неожиданно, едва не вышибла из седла. Сзади раздался стук, сдавленный
крик, проклятия. Ингвар хмуро оскалил зубы. Окунь чересчур размечтался о теплых
киевских бабах. Теперь пусть догоняет коня пешим. Растрясет телеса малость…
Впрочем, придется в самом деле замедлить скачку, а то потеряет весь отряд.
Он начал придерживать коня. Вскоре громкий топот и ругань
возвестили о том, что Окунь все-таки поймал своего коня. Когда он догнал
Ингвара, на лбу пламенел кровоподтек, конь виновато опускал голову. Окунь,
хмурый сильнее обычного, с отвращением покосился на гнилое болото, но в голосе
было облегчение:
– Надо вертаться. Дальше, как я понимаю, болото.
– У тебя нет другой песни? Или смени хотя бы припев.
Ингвар повел носом. Упал с коня прямо коленями на землю,
приблизил лицо к траве. Ноздри уловили знакомый запах. Едва слышный, собака бы
не учуяла, но он ощутил, словно попал в теплую воду. Хотелось упасть, подгрести
эту траву к лицу, уткнуться в нее. Что усталость делает даже с таким
неутомимым, каким он знал себя!
Он заставил себя подняться, словно разрывал невидимые
веревки, приковывающие к земле. Окунь смотрел непонимающе. Ингвар поймал
встревоженные взгляды его людей. Думают, захворал?
– Вперед, – велел он хрипло.
Среди зеленых деревьев все чаще стали попадаться сушины.
Причем почерневшие, с покрытой слизью ноздреватой корой. А те, что кору
потеряли, стояли как черные камни, изъеденные ветрами. Воздух постепенно
приобретал запах гнили. Перепревшие листья под копытами сменились темным
мохнатым ковром.
Глава 10
Павка, что ехал впереди, внезапно присвистнул, вскинул
ладонь. Дружинники придержали коней. Ингвар пустил Ракшана вперед. Деревья
впереди расступались, там наметился просвет, оттуда тянуло тиной, гниющими
болотными растениями, ряской, лягушачьей икрой. Конь неуверенно прядал ушами,
но, повинуясь хозяину, ступал вперед.
От деревьев вдаль тянулось умирающее озеро. Нет, уже болото.
Широкие мясистые листья кувшинок покрывали поверхность почти целиком. Версты на
две вширь и на пять, если не больше, в длину. Деревья на той стороне выглядели
каргалистыми. Ингвар не был уверен, что там уже берег, а не отдельные островки
грязи, за которыми снова тянется болото.
Солнечные лучи заливали болото, как любимое детище. В
середке каждого листа кувшинки сидела на редкость раскормленная лягуха, и все с
ожиданием смотрели на Ингвара, будто им объявили о нем дня за три и пообещали
от него по вкусному толстому червяку.
– Болото, – объяснил Павка с таким видом, будто
Ингвар уверял, что перед ними горы. – Жаль, утопла девка… Вертаемся?
– Размечтался, – огрызнулся Ингвар. – Я тебя
скорее утоплю.
Он спрыгнул, пошел пригнувшись. След вел в воду, дальше были
помяты и притоплены листья, а ил все еще не осел. Ингвар проследил взглядом,
выругался, скрывая дрожь в голосе. По спине бежали мурашки страха. Он боялся
темной воды болота. В детстве прыгал с высоких скал в бушующее море, нырял в
холодной воде на дно и поднимал гладкие обкатанные камешки, но там море,
прозрачная вода, а здесь темное загадочное болото, укрытое мясистыми листьями,
вода теплая и неподвижная, колдовская, нехорошая.
Навстречу поплыл туман, редкий, как дулебский кисель.
Сильнее запахло гнилой водой, дохлой рыбой, затхлой тиной и ряской.
– Никуда не денешься, – подытожил Окунь. –
Надо вертаться.
Ингвар, уже и сам колеблясь, обводил взглядом край болота.
Внезапно в глаза бросился неясный след в воде. Он прыгнул вперед, словно его
выбросило катапультой.
В самом деле, с болотистой земли сквозь мутную воду на него
смотрел отпечаток ступни. Его уже слегка размыло, но сквозь толщу воды в палец
глубиной его было видно тому, кто очень захотел бы увидеть.
Окунь подъехал, голос был скептическим:
– Это может быть след любого из дряговичей.
– Это ее, – сказал Ингвар. Сердце заколотилось
чаще, а во рту стало сухо. Он чувствовал внезапное возбуждение, словно перед
битвой или когда на охоте догонял оленя. Ну почти такое же, а в оттенках Ингвар
предпочитал не копаться. – Это ее след!
– Как ты отличаешь? – удивился Окунь. – Ну и
глаз у тебя!
Ингвар смолчал. Не объяснять же, что не столько глаз или
память виной. Просто он, как дурак, достаточно долго таращил глаза на ее ноги,
на ее безукоризненные ступни. Если потребуется, он с закрытыми глазами вылепит
из глины точное подобие. Или даже если не потребуется.
– В болото, – велел он.
– Воевода…
– Где прошла она, там пройдем и мы.
Окунь шумно почесал затылок:
– Она легкая, как коза, а как с нашими задницами?
Взгляд Ингвара зацепился за примятый стебель. Кувшинка чуть
притоплена, будто на ней посидела лягушка непомерных размеров. В белых
лепестках виднелись капельки мутной воды.
Лягушка, сказал он себе. Царевна-лягушка. Втоптала кувшинку
в дно, та едва выплыла к поверхности, а сама скакнула на берег, а там, как
змея, проползла по траве, юркнула в кусты, а дальше уже зайчиком-зайчиком от
злых волков-русов.
Оглядевшись, велел негромко:
– Коней оставить. Павка, Боян – со мной. Остальные –
сзади.
И пошел по берегу, всматриваясь в примятую траву. Павка
что-то бурчал возбужденное, но Ингвар знал только одно – найти и стиснуть
пальцы на нежном горле беглянки. Ну, пусть не задавить совсем, это урон для их
дела, но увидеть, как ее ясные глаза затуманятся страхом, увидеть в них мольбу
о пощаде… Ради этого стоит пройти по вонючему болоту и покормить пиявок своей
кровью!
Он уже видел мысленно, как она вошла в спокойную воду,
нарочито примяла на берегу траву, а в воде – мясистые листья, прошла дальше,
оставляя мутный след ила, а потом нырнула, проплыла под водой по дуге обратно,
вышла на берег всего в десятке шагов. На этот раз ступала так, чтобы и травинки
не примять. Дескать, глупые русы, незнакомые с лесом, след потеряют. Решат, что
утонула, только бы не попасть в руки захватчикам, как чаще всего поступали
молодые славянки.
Эта мысль кольнула непрошеной болью. Только бы эта дура в
самом деле не… Впрочем, не настолько же дура? Княгиня должна быть умнее, чем
просто женщина.
Сзади бурчали, наконец Павка спросил раздраженно:
– Воевода… Ежели за каждой блохой гоняться, то много от
нас толку будет! Что скажет Олег?
– Не знаю, – буркнул Ингвар.
– Врешь, знаешь. Да и все знаем.
– Помалкивай, коли знаешь. Мне отвечать, не тебе.
– Да жаль просто. Мне любую тварь жалко, коли в петлю
лезет. Такой уж я жалостливый. Так бы и прибил раньше, чтобы не мучилась. Аль
тебя лучше обухом меж ушей?
