На крыльце она обернулась. Волосы красивой волной улетели за
спину и там заструились золотым водопадом. Среди дружинников кто-то в восторге
присвистнул. Глаза ее были спокойные, но сказала строгим голосом:
– Не надо так орать на моего дедушку. Он воюет как
умеет. А воюет он неплохо. Даже в этом возрасте.
Ингвар хотел заорать, но голос сорвался на сип. Девушка
смотрела насмешливо, он боялся, что она тоже приложит ладонь к уху.
– Посмотрим, – просипел Ингвар, – как он
защитит эту крепость.
– Он уже защитил, – ответила девушка. – Меня
зовут Ольха Древлянская. Я – княгиня племени. Вы вторглись в мою крепость
силой, вас никто не звал. Я предлагаю вам сложить оружие.
Глава 2
Ингвар подскочил в седле, словно оттуда внезапно вылезли
острия стрел. Ольха Древлянская? Да, он слышал о ней часто. После гибели своего
отца и дяди, оба полегли в сече с дрягвой, она умело защищала границы своего
племени, устраивала засады, преграждала тропки и дороги лесными завалами, делала
ложные тропы, что уводили в болота, откуда не было выхода, а на обессиленные
отряды делала внезапные и очень успешные, надо признать, нападения. Но во всех
рассказах это была огромная поляница, яростная и размахивающая боевым топором,
женщина-берсерк, пьянеющая от вида крови, широкая в плечах и перевитая тугими
мускулами воительница.
– Гм, – просипел он, ненавидя себя и ее за то, что
его так одурачили, – в наше время право… подтверждается силой.
– Увы, – ответила она ровным голосом, – это
так.
– Я не вижу, как вы сумеете защититься. Нас здесь два
десятка умелых воинов. Даже если начнете созывать своих людей, мы успеем
открыть ворота и впустить остальных. Ты думаешь, у меня с собой только двадцать
человек?
Он рассерженно сорвал шлем с крюка на седле, напялил на
голову. Тот еще больше накалился на солнце, припек брови. Ингвар выругался,
забросил руку к плечу. Резная рукоять огромного двуручного меча сама скользнула
в ладонь.
В серых глазах девушки насмешка стала ярче.
– А я слышала, что Ингвар – то, Ингвар – другое… Он
даже воевать умеет, а не только выигрывать в кости. Правда, на конных скачках
не играет, так как ему не удается спрятать коня в рукав. Теперь вижу, что он за
воин!
Ингвар проследил за ее взглядом и беззвучно выругался. Его
русы с ним во главе, как овцы, сгрудились на середке открытого двора, а со всех
крыш и стен в них целятся лучники. Их не меньше четырех десятков. Даже если
половина промахнется, а с такого расстояния даже слепому промахнуться трудно,
то седла коней сразу опустеют.
Старик разогнул спину, скомандовал холодным и совсем не
старческим голосом:
– Лучники!
Ингвар услышал скрип натягиваемых луков. Это был жуткий
звук. Ингвар слышал его не однажды, но сейчас мороз пробежал по коже. Они как
на ладони, их будут бить, как гусей на выбор. А в ответ можно разве что
попытаться добежать до крыльца и зарубить старика и эту сероглазую, что
подвергла его такому унижению… Нет, даже это не удастся. В руках отроков, что
вроде бы поддерживали старца, теперь появились щиты и мечи. И держат их умело.
А юный возраст, как знал Ингвар по себе, не помеха воинскому умению.
– Мы сдаемся, – просипел он.
Видя, что стрелы вот-вот сорвутся с тетив, он взмахом руки
согнал дружинников на землю. Угрюмые, злые, они с проклятиями покидали седла,
стояли молча, держа коней в поводу. Теперь особенно было заметно, что каждый на
полголовы, а то и на голову выше древлян, шире в плечах, массивнее, а лица у
всех свирепые, в шрамах. На каждом столько железа, что хватило бы на дюжину
древлянских воинов.
Старик смотрел зорко. Когда Ингвар наконец покинул седло,
бросил резко:
– Мечи – на землю! Быстро, быстро! Отступить от оружия!
Дальше!.. Нет, к воротам ни шагу. Кто шелохнется в ту сторону, проверит на
себе, как бьют наши стрелы.
Ингвар сдавленно прошипел проклятия. Последняя надежда
оказалась тщетной. Старый пень выиграл время, прикидываясь глухим, а теперь
руководит умело, ошибок не делает.
– Напрасно так делаете, – сказал Ингвар в
бессильном бешенстве.
Старик впервые усмехнулся, внезапно приложил ладонь к уху:
– Чо?.. Говори громче.
Ингвар хотел выругаться, но старик и так слышал уже и про
трухлявого пня, и развалину, лучше такого гуся не дразнить. Олег учил: если
львиная шкура не помогает, надевай лисью.
– Я говорю, – сказал он как можно громче, чувствуя,
как в натруженном горле стало горячо и больно, но громче зазвучало едва
ли, – мы прибыли с миром. Как вы слыхали наверняка, князь Олег довершает
дело, начатое Рюриком Буянским, или Рюриком Датским. Славянские племена
объединятся… ну, пусть огнем и мечом, но это в последний раз. Потом, когда
станут одним народом, не будет бесконечных войн: весь на весь, племя на племя.
Сейчас под рукой Олега уже поляне, тиверцы, кривичи, типичи, тишковцы, дулебы…
Сможете ли устоять против такой силы?
Он видел по мрачным лицам, что здесь хорошо знают о растущей
мощи киевского князя. Возможно, уже прикидывали, как повернется война, если
Олег пришлет сюда большие силы.
Ободренный, продолжал:
– Мы явились с миром. Не всех пришлось загонять в Новую
Русь огнем и мечом! Типичи и сосновичи сами принесли свои мечи. Они и сейчас
живут как жили. Но верховная власть киевского князя прежде всего в том, чтобы
прекратить постоянные войны между племенами. У нас хватает внешних врагов. Вы
не знаете, но славянские племена на Западе исчезают одно за другим. Их земли
захватывают германцы, а славян либо истребляют, либо огерманивают. Это не ваши
войны, когда пришли, побили, пограбили и ушли восвояси. Германцы если приходят,
то остаются навсегда!
Их лица были непроницаемы, но по глазам он с некоторым
удивлением понял, что ему верят. Нехотя, но верят. Возможно, даже готовы пойти
на какой-то союз с Олегом, но только на какой-то. Такой, чтобы не задевал их
вольностей. И не мешал драться с соседом. Именно с соседом, ибо ненавидишь и
винишь во всем именно соседа, а не тех неведомых германцев, которые теснят
неведомых славян. Они древляне, а не какие-то славяне!
Ольха сказала все тем же холодным тоном:
– Вы можете остаться гостями здесь… до утра. Коней
ваших накормят и напоят. Как и вас.
– А наши мечи? – спросил Ингвар.
– Вернут за воротами, – ответила она.
Ее серые глаза очень внимательно следили за его таким
странным лицом, голым, как у подростка, но с жесткими складками у губ,
квадратным подбородком. У него хищное лицо, определила она для себя, злое и хищное,
и если бы он не был врагом, мог бы вызвать симпатию. Это не сладкоголосые
отроки или благоликие мужчины с приятными движениями. В нем чувствуется дикость
лесного зверя, а лесных она любила больше домашних.
