Ольха неспешно вошла в воду. Дно понижалось быстро, уже в
двух шагах вода поднялась до подбородка. Ингвар тоже ступил в воду, смотрел
подозрительно, готовый кинуться в любое мгновение.
Ольха шагнула вправо, берег там был обрывистым. Бросив
презрительный взгляд на воеводу, резко опустилась под воду. В подводной части
берега чернели норки. Ольха сунула два пальца в ближайшую, наткнулась на
клешню, ловко перехватила удобнее и, вынырнув с шумом, швырнула рака на берег.
Окунь с воплем отскочил, а Ольха снова скрылась под водой.
Почти в каждой норке сидел матерый рак. Она натаскала их
больше дюжины, не сходя с места. Затем отошла на другой конец водяной ямы и,
стоя в воде по пояс, стянула платье через голову, с облегчением и наслаждением
принялась тереть, выполаскивать, освобождаться от пота и грязи, накопившихся за
дни полона. Мужчинам не понять, как это важно: не пахнуть потом, надеть чистое!
Ингвар ощутил в груди боль, судорожно сглотнул, глядя на ее
обнаженную спину. Она была загорелой, в отличие от многих женских спин, которые
видывал, а под чистой гладкой кожей играли мускулы. В ней было здоровье и сила.
Пышные волосы, теперь намокшие, были собраны на затылке, не мешая ему жадно
смотреть на ее гордо выпрямленную спину.
Ольха натянула платье, повернулась и медленно пошла обратно
к берегу, где с луком в руках стоял Окунь, а Боян не замечал, что раки
расползаются. Ингвара она старалась не замечать, услышала только восторженный
вздох Окуня, а Боян присвистнул изумленно. Мокрое платье плотно облепило ее
стан, а высокая грудь от холодной воды поднялась, застыла, кончики заострились
и едва не протыкали тонкую ткань.
Сбоку захлюпала вода. Ингвар тащился следом, мокрый до
макушки. «Сторожил, – поняла она с горькой насмешкой. – Заходил
поглубже, отрезал дорогу. Дурак, я могла бы пронырнуть мимо под водой. Только
потом куда? Окунь лук со стрелами не выпускает из рук, а он влет бьет за сорок
шагов голубя. Да и скорый на ноги Боян глаз не отводит».
Затрещали кусты. Прибежал запыхавшийся дружинник:
– Воевода! Двое рутуллов бредут в нашу сторону!
– Кто? – спросил Ингвар, не отводя глаз от Ольхи.
– Похожи на охотников.
– Охотников не скоро хватятся.
– Есть, – ответил дружинник понимающе. –
Ножом по горлу и под дерновое одеяльце?
Ингвар не успел ответить, как Ольха вскрикнула негодующе:
– А невиноватых за что?
– За любопытство, – отрезал Ингвар. – Чтоб
так далеко не забредали… Впрочем, так лучших выбьем, а править будем теми, кто
с печи не слезает. Ладно, свяжите их покрепче. И пасти заткните. Отпустим,
когда возьмем град.
Дружинник убежал, бросив на Ольху уважительно удивленный
взгляд. Ингвару редко кто перечил, а тут он еще и переменил решение ей в угоду!
Вот тебе и полонянка.
Ингвар вроде бы ушел тоже, ей так показалось, она старалась
держать его краем глаза, Боян и Окунь ловили оставшихся раков, рассуждали, как
их лучше варить. Раки в этой яме водились только черноватые, самые лакомые.
Ольха попыталась выдернуть колючку, запутавшуюся в волосах,
поморщилась. Стиснула зубы – надо терпеть, она в мужском мире, здесь другие
законы.
И тут же что-то упало ей на колени. Она вскочила со
сдавленным криком, глаза были расширены в испуге. Сзади раздался сдержанный
смех. Оглянулась в ярости, Ингвар стоял на пригорке, на губах играла его
обычная злая ухмылка. Ольга посмотрела себе под ноги. В траве блестел костяной
гребень.
– Он совсем не похож на змею, – сказал он
серьезным голосом.
– Скотина!
Первым ее движением было отшвырнуть ногой гребень, но
решила, что со спутанными волосами будет выглядеть еще хуже. Ей безразлично,
что он о ней подумает, он всего лишь рус, но сама почувствует себя больной или
увечной.
Небрежно подобрала изделие из кости. Довольно изящное, в
другое время рассмотрела бы с удовольствием, но сейчас ее любопытство доставило
бы радость только ему. Ольха отошла в сторону, села на траву. Солнце окутывало
ее теплом, целовало обнаженные плечи. Выпрямившись, она принялась медленно
расчесывать массу волос, распутывать свалявшиеся за ночь комки, вынимала
колючки и мелкие травинки.
Ингвар сидел на пригорке, строго приглядывал за пленницей.
Она все еще полна дикой жизни, он обязан не спускать с нее глаз. И его взгляд
по долгу службы скользил по ее прямой спине, задерживался на полной круглой
груди, что вызывающе натягивает тонкую ткань из шерсти, с удивлением смотрел на
тонкие запястья, чересчур изящные для женщины-воина. Вычесываясь, она
запрокидывала голову, выгибалась, и ее грудь еще туже натягивала ткань. Тонкое
платье не могло скрыть ее длинных крепких ног, тонких в лодыжках, с едва
заметными мышцами под светло-коричневой от солнца кожей.
Она расчесывалась долго и старательно, и он видел, как от
такого пустяка улучшалось ее настроение. Волосы уже блестели, когда она с
облегченным вздохом тряхнула головой. Целый водопад волос, разбрасывая капли
воды, обрушился на ее плечи, растекся по спине. Затем ее взгляд смягчился, стал
мечтательным. Она подтянула колени к груди, обхватила руками и положила на них
голову.
Несколько капель с ее волос упали на его обнаженную по
локоть руку. Тайком, сам не понимая, что делает, он коснулся прозрачных капель
губами. Сердце сладко заныло. Он жадно слизнул, чувствуя, как от языка по всему
телу пошло нежное покалывание, сменившееся сладкой, непривычной для воина
истомой.
Он не помнил, сколько так они сидели. Затем она повернула
голову, глаза ее потемнели. Ему показалось даже, что по нежному лицу пробежала
гримаса отвращения.
– Откуда у мужчин гребень? – спросила она едко.
Нарочито медленно окинула взглядом его выбритую голову с единственным клоком
волос. – Или расчесываете эти мышиные хвостики?
Ей показалось, что кровь бросилась ему в лицо. Но его кожу
настолько прокалило солнце, что она не была уверена, было ли так на самом деле.
А ответил он с неподражаемой грубостью русов:
– Мы? При чем здесь мы? У наших коней неплохие гривы. А
какие хвосты!
– Скотина! – вскрикнула она снова и отшвырнула
гребень.
Он бросил с жестокой насмешкой:
– Ты бы видела, какие гребни у наших женщин!
Короткое перемирие кончилось, пора было возвращаться в стан.
Пришел вечер, в небе зажглись звезды. Ингвар с угрюмым видом
сидел возле костра. Красные блики играли на суровом лице, превращая в такое же
создание ночи, как лешие, упыри или чугайстыри. Обнаженный меч держал на
коленях. Красно-оранжевые блики прыгали по лезвию, и меч, казалось, жил своей
жизнью.
– Пора, Ингвар, – сказал негромко Боян.
– Рано, – отозвался Ингвар, не поворачивая головы.
