– Доброе вино привезли… А я уж хотел было взять
молодыми полонянками. Зачем, когда свои девки краше? А вина в наших краях чего
нет, того нет.
Он отхлебнул еще. Черномырд в мертвой тишине замершей палаты
осторожно напомнил:
– Княже, ты говорил, что меня опередили. Когда же это
было? Ты ж сам велел ей пойти прибраться.
– Конечно, – подтвердил Олег. – Негоже ей,
княгине, что весь день и ночь убирала, чистила, варила и готовилась принять
такую ораву, сидеть в будничном в присутствии князя. Потому и послал одеться.
Разве она так не ярче?
Ольха ждала, замерев. Олег кивком указал на Ингвара:
– Этот упросил отдать ему. Еще когда мы подъезжали к
его владениям. Все уши прожужжал, какая она красивая да как жить без нее не
может… Чуть бы раньше тебе, Черномырд!
Черномырд с досадой стукнул кулаком по столу:
– Если бы столько дней держал взаперти, рассмотрел
такую жемчужину давно!
Олег кивнул Ольхе:
– Сойди, дочка, к нам. А ты, Ингвар, возьми ее за руку.
Ошеломленная, Ольха сошла в зал, Ингвар оказался рядом. Он
схватил ее руку с такой силой, что она чувствовала, как ее пальцы слиплись в
одно целое. Его пальцы были горячие, вздрагивали.
Зверята метнулась сюда, метнулась туда, появились девки с
рушниками, кольцами. У нее все было готово, у нее все всегда было готово. Девки
пропели обрядовые песни, перевязали их руки рушниками, посыпали голову житом,
провели вокруг стола и поставили перед князем.
Олег смотрел чуточку насмешливо. Ольха старалась не
встречаться с ним взглядом. Он был мудр и понимал слишком много. Даже то, в чем
она сама не хотела себе признаваться.
– Благословляю вас, дети мои, – сказал он
непривычно мягко, даже Ингвар покосился удивленно. – В нашем жестоком
времени много сирот, вы – не исключение. Родители твоего жениха погибли в том
же году, что и твои… По странному совпадению, в тот же день и в том же месте…
Но дрались, не поверишь, на одной стороне.
Он обнял их по очереди, усадил по правую руку от себя. Ольха
все еще не могла прийти в себя. Когда пир пошел дальше, она выждала, когда
никто не смотрел на них, шепнула:
– Зачем он это сделал?
– Что? – шепнул Ингвар.
– Ну, придумал, что ты первым хотел взять меня. Я же
помню, как ты клялся, что лучше быть вздернутым, чем сидеть со мной рядом!
Ингвар покосился по сторонам, не слышит ли кто, ответил
сердитым шепотом:
– А ты клялась, что умрешь, но не пойдешь за проклятого
руса! Тем более за кровавого пса… Но не мри раньше времени. Я не знаю, зачем
князь все это делает, но я на тебя не претендую и пальцем не коснусь. Можешь не
страшиться.
– Я не страшусь, – ответила она тем же сердитым
шепотом.
Асмунд, сидевший напротив, стал вроде бы прислушиваться к их
перебранке. Ольха сладко улыбнулась старому воеводе. Ингвар растянул губы в
стороны с таким усилием, словно лицо было из чугуна.
Странно, но она в самом деле не чувствовала ни прежнего
страха, ни отвращения. Напротив, мысль о том, что Ингвар возьмет ее в свои
сильные руки, обнимет, его горячий рот накроет ее губы… нет, даже думать об
этом нельзя. Горячая кровь бросается к щекам с такой силой, что она сама
чувствует жар. А во всем теле наступает такая сладкая слабость, что ложка
выпадает из руки. И кажется, что все видят и понимают, о чем она думает.
Они касались локтями, но смотрели не друг на друга, а вместе
на впереди сидящих. Вместе, подумала она со странно щемящим чувством. Смотреть
вместе в одном направлении… Если бы он не был проклятым русом, кровавым псом
великого князя! Он именно тот, кого она видела в мечтах. Сильный, красивый,
благородный.
Именно такого она бы любила… Вздрогнула так сильно, что
Ингвар спросил тихо, не поворачивая головы:
– Что-то случилось?
– Да нет, ничего.
– Уверена?
– Смотри в тарелку.
Да, как бы ни прятала от себя это слово, но именно такого
она и полюбила. Именно его – кровавого пса князя!
Ингвар украдкой, когда Ольха не смотрела в его сторону,
наблюдал за нею. Она выглядела очень юной и беззащитной среди множества грубых
и сильных мужчин. Он чувствовал сильнейшее желание как-то защитить, укрыть,
спасти, спрятать. Если бы можно было посадить ее как царевну-лягушку в платочек
и носить с собой, он был бы счастлив.
Он вздрогнул, потрясенно поняв, что в самом деле был бы
счастлив. Не расставаться с нею – вот счастье. Не расставаться никогда. Быть
всегда, всюду вместе. С нею, лесной княгиней, которая била мечом прямо в
сердце. Она не знает еще, что попала очень точно. Свалила его одним ударом, как
лесного кабана.
Ольха опустила голову, и он сразу ощутил боль и тревогу.
– Скажи, что тебя здесь тревожит?
В ее глазах заблестели слезы. Губы набухли, задрожали. Голос
был едва слышен:
– Не знаю… Раньше я могла посоветоваться с няней.
– Я могу послать за ней.
– Правда?
– Если это хоть чуть тебя утешит.
Она слегка улыбнулась, как будто умытое дождем солнышко
выглянуло из-за туч. В глазах было недоверие, но и благодарность за то, что
почему-то старается как-то скрасить ее неволю.
– Не знаю. Наверное, не надо. Я должна сама находить
ответы.
У него на языке вертелось, что готов хоть сейчас голову себе
разрубить, даже тупым топором, если это поможет ей найти хоть один подходящий
ответ. Но что его помощь? Будет тонуть, но не ухватится за его протянутую руку!
Он для нее все еще кровавый пес безжалостного князя-кровопийцы! И таким
останется.
– Да, – сказал он с усилием, – ты ведь княгиня.
– Уже нет… уже нет.
Она в самом деле чувствовала себя испуганной девочкой в
темном незнакомом лесу. И даже не тем, что Киев ошеломил. Обилие мощи и
богатства подавляет постоянно. С детства готовили к неожиданностям, но никто не
подготовил к тому, что сердце начинает стучать чаще, когда этот человек сидит
рядом. Сама придвигается ближе, будто тянут на веревке, чтобы он задел ее хотя
бы локтем, трепетно ждет, чтобы заговорил с нею.
Кто-то внезапно заорал пьяным голосом:
– Горько!.. Горько!
На жениха и невесту снова обратили внимание. Несколько
голосов поддержали:
– Горько! Мед горький! Вино горькое!
– Надо подсластить!
Ольха вспыхнула, растерялась. Ингвар смотрел прямо перед
собой, рифленые желваки играли под туго натянутой кожей. Челюсти были сжаты
так, что перекусил бы топорище.
