Все было залито светом, листва блистала изумрудами. С небес
падал широкий оранжевый луч, упирался в крохотную избушку. Она была из
почерневших от времени бревен, густая трава скрывала нижние венцы. Из трубы
вился светлый сизый дымок.
Ингвар без нужды провел ладонью по ножнам – нелепый жест, с
опаской пошел к избушке. Богов не видывал, как леших и кикимор, колдунов не
боялся, но у каждого сильного и здорового мужчины живет опасливое отношение к
тем, кого зовут колдунами, ведьмами. Опасливое и малость брезгливое. Как к
увечным, которые силой не возьмут, а гадости какой в еду подсыплют или ножом в спину
пырнут.
С каждым шагом, подходя к бревенчатой стене, чувствовал себя
тревожнее. С этой стороны стена глухая, уже пожалел, что идет отсюда, вроде бы
подкрадывается. Сдуру могут пырнуть копьем или всадить стрелу.
Обошел справа, в той стене оказалось махонькое окошко.
Мутный бычий пузырь вдобавок был засижен мухами. На широком наличнике три яркие
синички весело стучали крохотными носиками. Ингвара подпустили близко, две
все-таки взлетели, а одна продолжала торопливо клевать зернышки, пугливо косясь
выпуклым глазом.
Ингвар обошел храбрую птичку по широкой дуге, с той стороны
наконец обнаружил невысокую дверь. Нарочито низко, отметил привычно. Нельзя не
склонить голову при входе, а тут тебя и ребенок успеет шарахнуть. Неужто бабка
собирается от кого-то отбиваться? Тогда какая из нее колдунья.
Он постучал в дверь:
– Есть тут кто-нибудь?
За дверью послышался шорох. Ингвар замер, но шорох удалился,
словно по ту сторону двери прошло небольшое существо, очень легкое, ничем не
пахнущее, но враждебное.
Мурашки пробежали по спине Ингвара. Он опять пощупал рукоять
меча. Пусть бесполезно, супротив нечисти меч не поможет, но любое оружие воина
успокаивает.
– Есть кто-нибудь? – повторил он громче.
Уши уловили шорох, словно некто по ту сторону двери взвился
вверх. На потолочной балке сидит, что ли, подумал Ингвар со страхом. Ну и
бабка! Иль впрямь на метле летает. Или в ступе. Хотя какие ступы в лесу? А
травы толочь, так в ту ступку и кулак едва поместится.
Он толкнул дверцу, та отвратительно и зловеще заскрипела.
Над головой пахнуло воздухом, словно пролетела незримая птица. Он невольно
пригнулся. Чувство опасности стало сильнее.
Миновав сени, где по стенам были развешаны пучки трав,
корешков, связки целебной коры, мешочки с чагой, он толкнул другую дверь и
перешагнул порог.
В лицо пахнуло теплом. Исполинская печь занимала треть избы,
от нее шли волны сухого жара. От лежанки тянулись полати, там виднелся ворох
шкур.
– Есть кто-нибудь? – повторил он в третий раз,
хотя уже видел, что в избе пусто.
И в этот момент над головой раздался шорох. Ингвар
похолодел, волосы встали дыбом. По спине пробежала, щекоча, липкая струйка
пота. Рубаха мерзко прилипла.
Ничего не случилось, никто не впился ему в волоса, и он
осторожно поднял голову. Отшатнулся: прямо в лицо смотрели хищные желтые глаза.
В них была дикость, ненависть лесного зверя к человеку.
– Изыди, тварь, – проговорил Ингвар дрожащим
голосом. Сердце колотилось так, что едва не выпрыгивало. – Бес бы тебя
побрал…
Черный кот, размеров немыслимых, злобно осмотрел его, лениво
отвернулся и пошел дальше по балке, задевая хвостом потолок. Перепрыгнул на
полати, шкуры зашуршали. Кот повозился там, ровно пес, укладывающийся на сон,
поворчал и лег, вздохнув, как лось опосля долгого бега.
Со все еще бешено стучащим сердцем Ингвар прошелся по комнате,
огляделся. Он был напуган до икотки, но не мог своего страха выказывать даже
перед котом. На воеводу всегда устремлены глаза воинства, особенно молодых
ратников.
В темном углу под потолочной балкой висели темные грязные
мешочки. Ингвар брезгливо и с опаской скользнул по ним взглядом, отшатнулся,
догадавшись, что это живые нетопыри. Отвратительные создания ночуют в избе
ведьмы!
Он не помнил, как выбежал на крыльцо. Воздух показался
резким и прозрачным, как вода подземного ключа. Только сейчас ощутил, как взмок
весь. Дрожащей рукой стер пот со лба, в глазах защипало. Слава богам, не зрят
воины.
Глава 31
Он сидел на крылечке, когда звериное чувство опасности
заставило насторожиться. Через полянку двигалась щуплая седая старушка. Жидкие пряди
беспорядочно падали на спину, одета в черное, за спиной мешок. Правой рукой
опиралась на клюку, но шаг ее был скор.
– Исполать, добрый молодец, – сказала она первой.
Ингвар встал и поклонился в пояс, как кланяются князю или
родителям.
– Добро ли чувствуешь, бабушка?
– Спаси бог, – ответила она, ее запавшие глаза
быстро пробежали по витязю.
Ингвар ощутил на теле множество мелких лапок, будто бросили
в муравьиную кучу, потом это ощущение исчезло, а старуха сказала
заинтересованно:
– Заходи в дом, гостем будешь.
– Да я уже заходил, – ответил Ингвар тоскливо,
плечи сами по себе передернулись.
– Здесь теплее, – согласилась ведьма, –
солнышко всякой твари, даже человеку любо… Было бы так всегда, зачем бы хатки
строить.
Она отворила дверь, вошла первой. Ингвар обреченно
последовал за ней. Запах трав и коры в сенях показался еще мощнее, а в комнате
воздух был тяжелым и плотным, хоть топор вешай. Кот радостно мявкнул, завозился
на балке, оттуда посыпал сор, но слезть поленился. Кожаны спали, равнодушные ко
всему.
– Садись, испей кваску, – предложила ведьма.
– Спасибо, не надо, – сказал Ингвар поспешно.
– Как хошь, – ответила ведьма, не
огорчившись. – Квас из лесных ягод, он силу и ясность мысли придает. Но
тебе-то зачем ясность? Человек не к ясности тянется, а к счастью… Верно?
– Да, – ответил Ингвар, вздрогнув, –
наверное.
Он сел на лавку, смотрел, как ведьма вытаскивает из мешка
пучки трав, три маленьких лукошка с разными ягодами, связку листьев,
развешивает пучки вдоль окна. Лишь потом ведьма отодвинула крышку и зачерпнула
ковшиком из бочки темную жидкость. Трепещущие ноздри Ингвара уловили резковатый
терпкий запах. Если бы не знал, что готовит из жаб да летучих мышей, а из чего
еще готовить ведьме, то не удержался бы, выпил ковш, другой.
И превратился бы сам в нетопыря или черного кота, подумал он
с содроганием. Нет, лучше терпеть.
– С чем пожаловал? – спросила ведьма.
Ингвар смотрел еще со страхом, но отвращения не чувствовал,
хотя старуха явно общалась, а то и была в родстве с нечистой силой. Хоть и в
лесу живет, но выглядит чище и опрятнее, чем многие из княжеской челяди. Лицо
как печеное яблоко, но без старческих пятен, язв, а глаза смотрят понимающе,
без лютой ненависти к человеку, признающему только светлых богов.
