Лесная дорога пугающе быстро бросалась под копыта, норовила
ускользнуть на поворотах. Копыта стучали глухо, эхо тут же исчезало в дуплах и
среди корявых ветвей. Дружинники резко бросали коней в стороны, следуя всем
изгибам, прижимались к гривам, когда над головами проносились острые сучья,
ветви хлестали по сапогам и конским бокам, но мчались так же стремительно,
оставляя за собой запах свежей листвы и растоптанных на обочине тропы ягод.
Кони шли лихим наметом, радуясь, что темный лес остается за
спиной, а впереди вот-вот вынырнет солнце, уже чувствуется его дыхание, луг, будет
колодезная вода и сочный овес в кормушках. Ингвар незаметно, или думая, что
делает незаметно, щупал баклажку, и сразу же сказывалось действие колдовского
отвара: он чувствовал облегчение, чуть ли не щенячью радость.
Пир в тереме Ингвара продолжался, время от времени вспыхивая
с новой силой, как костер, в который подбрасывают новые охапки хвороста. Под
утро Ольха потихоньку ускользнула из-за стола. Ее все еще трясло, даже руки
дрожали.
Да, замысел Ингвара и великого князя осуществился. Ее выдали
замуж здесь, в плену. Вернее, обручили. Но мало надежды, что дальше что-то
сорвется. Русы упорны и настойчивы во всем. Если она сама что-то не предпримет…
Но дело в том, подумала она смятенно, что ей самой не
хочется ничего предпринимать. В плену из княгини превратилась сперва в женщину,
которая борется за свободу, а теперь даже за свободу не бьется… Как-то
незаметно вкралось желание ничего не делать, дождаться дня, когда этот
бритоголовый с серьгой в левом ухе снова схватит ее сильными руками. Прижмет к
груди, вопьется твердыми горячими губами в ее губы, что сразу же начинают
таять, как воск.
Она ощутила, как горячая краска то ли удовольствия, то ли
стыда снова прихлынула к щекам. «Что я делаю? – подумала она
смятенно. – Я живу как простолюдинка». Это они слепо следуют своим
желаниям. Они рабы не только князей, но и своих «хочу». А настоящие женщины
позволяют себе лишь то, что не ранит их чести и достоинства. У них больше
запретов. А она не только настоящая, но еще и княгиня! И пока еще не предавшая
свой народ. Пока еще.
Отсутствие Ингвара она заметила на пиру сразу же, не
удивилась. Его ненависть к ней, древлянке из враждебного племени, только
усилилась после обручения, если там есть куда усиливаться. А великого князя
возненавидит вовсе. Еще бы! О женитьбе не помышлял, а когда возжелает, то явно
будет сватать царьградскую царевну, не меньше. Или из этой, как ее, Бухары.
Сейчас либо пьет в одиночестве, чтобы ее не зреть, либо ускакал к девкам, чтобы
полечили уязвленную гордость.
Она стиснула кулачки. Почему-то мысль, что этот враг ищет
утешения у дворовых девок, пусть даже у боярских дочерей, ожгла, как вылетевший
из костра уголек. Впрочем, разве он лучше других мужиков? И что бы он ни
говорил о различии между мужчинами и мужиками, он ведет себя как простой мужик.
Сон не шел долго, несмотря на усталость. А когда забылась
коротким неспокойным сном, и тогда ее пальцы сжимались, ноги подергивались, а
губы складывались, словно пыталась выговорить чье-то имя.
Ее не тревожили, проснулась сама. Снизу доносился постоянный
шум, там пели и плясали, звенело железо. Кто-то с кем-то дрался на мечах, на
потеху или за что-то оскорбившись, слышались подбадривающие голоса.
Она сошла по другой лестнице, прокралась мимо распахнутых
дверей главной палаты. Оттуда пахнуло таким мощным запахом вина, медовухи и
браги, что Ольха пошатнулась. Еще и ароматом крепкого мужского пота: за столами
трудились не менее усердно, чем на ратном поле.
На заднем дворе резали скот, потрошили птицу, жарили тут же
на кострах, в очагах, пекли на камнях, жарили на вертелах. Зверята строго
поучала молодую девку:
– Птицу надо покупать свежую, поняла? Мало ли что
несвежую отдают почти задаром! У свежей птицы глаза полные и блестящие, кожа
сухая, не скользкая. И везде одинакового цвета. У молодой птицы грудная кость
гнется во все стороны, кожа белая, а волоски короткие, их мало. Жир белый, а не
желтый… Запомнила?
Девка кивала, глаза были вытаращены.
– Да-да, белый, а не желтый…
– То-то. Когда потрошишь, смотри не раздави желчный
пузырь. Иначе мясо пропитается страшной горечью. Даже собаки есть не станут.
Если же ненароком раздавишь, то спешно прополоскай в нескольких водах… а потом
отдай челяди. В главную палату не неси!
– Да-да, все сделаю, матушка!
– Чтобы мясо птицы было свежим и нежным, надо резать за
несколько дней, затем повесить в холодное место. Ну а ежели время не терпит,
как вот сейчас, то влить им в клюв уксуса, запереть, но так, чтобы могли
двигаться. Через два-три часа зарезать, выпотрошить и готовить. Мясо будет
чрезвычайно рассыпчато и вкусно.
Глаза девки были ошалелые, вряд ли запомнила хоть половину
из того, что сказала опытная ключница. Ольха пожалела, вмешалась:
– День добрый, Зверята. Добро ли почивала?
Зверята оглянулась, похожая на лютого зверя, но, узнав
Ольху, расплылась в улыбке. Всплеснула руками:
– Ты чегой-то встала? Я велела девкам ходить на
цыпочках, буде окажутся близь твоей комнатки.
– Не спится, Зверята. Гостей много.
Глаза старой ключницы были хитрые.
– Что ни говори, но мы, женщины, все равно не забываем…
– Чего? – насторожилась она.
– Что мужчин надо кормить. Своих, чужих, заезжих, даже
врагов. Без нас запаршивеют, исхудают, коростой зарастут. И в таком тряпье
ходить будут, что ворон вместо пугал доведут до икотки. Что-то не так здесь?
Ольха помялась, не хотелось снова влезать в чужое хозяйство,
один раз уже поддалась этому женскому чувству, так тут же русы решили, что
гордую древлянку покорили, подчинили и могут сесть на шею и ножки свесить.
– Зайцы, – сказала она наконец.
– Что с ними? – всполошилась Зверята.
– Да так… В ваших краях они не водятся?
– Как не водятся? Зайцы везде водятся, – ответила
Зверята. – Правда, у нас больше рыбу умеют готовить. Такое жарят, пекут и
варят, что свои пальцы проглотишь, не заметишь… А зайцы? Зайцы попадутся, едим.
Просто жарим и едим.
Ольха с облегчением засмеялась:
– Тогда понятно. А я уж решила, что лезу в чужие
секреты. Зверята, зайцы вообще все самые вкусные – это горные, а в низинах
похуже. А твои люди купили низинных. Русак всегда вкуснее беляка. От заморозков
до середины зимы – самые вкусные. Зайцев лучше добывать… или покупать молодых.
До года. Чтобы узнать вкусность, надо переломить переднюю лапку. У молодых
сочных зайцев – толстые колени, короткая и толстая шея. Старые зайцы длинные и
худые. Заяц должен пролежать в шкурке не меньше трех дней, а потом, не снимая
шкурки, надо его выпотрошить. За два дня до такого вот пира отрезать лапки и
начать стягивать шкурку от задних лап, выворачивая кожу и доходя так до ушей.
Счистить сгустившуюся под кожей кровь. Снять несколько пленок, которыми покрыт
заяц. Последнюю кожицу снять осторожно, ножиком, чтобы не повредить мяса.
Голову и передние лапки отрубить вовсе…
