Могута повел в его сторону налитым кровью глазом:
– Кто тебе сказал, где оно?
– Ты.
– Я?
– Под сыном Описа, помнишь?
Могута пожал плечами, молчал, пока не приехали в развалины
храма пеласгов. Не слезая с коня, смотрел, как Владимир прошелся вдоль едва
различимых статуй, почти одинаковых, со стертыми ветром и дождями лицами и
фигурами.
Киркой взрыхлил землю, углубился на локоть. Потом кирка
застучала о твердое. Могута смотрел равнодушно, здесь везде плиты, как и везде
остатки языческих богов, уже давно объявленных демонами.
Владимир опустился в яму, ухватился за край каменной плиты.
Могута видел, как побагровело и напряглось лицо изгнанного князя. Жилы
вздулись. Послышался чмокающий звук, пахнуло сыростью и могильным холодом.
Затем Могута видел только спину. Владимир пыхтел и что-то
тащил. Когда он с натугой поднялся, в руках был массивный ларец, больше похожий
на сундук!
Могута судорожно сглотнул, едва не поперхнувшись. Глаза
полезли на лоб. Под напором великого изумления отступили даже горечь от
предательства Филемута и осознание, что был на шаг от полного разорения.
– Оно? – спросил Владимир.
– Точно!.. Тот самый… Но как ты…
– Ты же сам сказал, что под сыном Описа.
Могута оглянулся на ряд статуй. От иных остались только
пьедесталы. Этот сын Описа, кто бы он ни был, был странным четвероруким богом.
Только это и удалось понять, лицо стерто, от плеча и правой ноги торчали
культяшки.
– Я сто раз проезжал здесь!.. – проговорил он
потрясенно. В голосе были злость, разочарование и унижение. – Тысячи
раз!.. Но откуда… Ничего не понимаю!
Владимир опустил ларец на землю. Тот был в комьях земли,
медные полосы позеленели. Могута тяжело слез, опустился на землю. К ларцу не
притрагивался, только глаза выдавали нетерпение, а ноздри хищно трепетали. Руки
его тряслись, он без нужды вытирал о кожаные штаны ладони.
Владимир некоторое время молча смотрел на Могуту. Он тоже,
как и купец, чувствовал странное разочарование. И тоже почему-то не торопился
открыть крышку.
– Волхвы твердят, – сказал он медленно, –
ежели не хочешь умереть от жажды, пей даже из лужи… Теперь знаю, что лишних
знаний не бывает. Я мог бы и не запомнить, что Аполлон и Артемида пришли из
наших земель, наших лесов… Так мне говорил один дряхлый волхв… Отец их –
гиперборей Опис!
Могута подпрыгнул, глаза выпучились. Потом опомнился,
покачал головой:
– Пусть даже так, хотя это удивительно… Но здесь этих
Аполлонов сотни!.. Статуи, барельефы, горельефы… Почему ты искал под этим
страшилищем?
– А наш Аполлон был четвероруким. Страшным и могучим!
Таким он и пришел в Грецию. Уже потом отмыли, подстригли, приукрасили… И
потихоньку стали изображать только с двумя руками.
Могута развел руками в полном поражении. Злость в его глазах
уступила место восхищению.
– Да, ты умен и хитер… Не знаю, кто бы еще сумел вот
так. Я ведь уже нанимал других! Они не прошли дальше меня. А я искал годы! Уже
Филемут после меня искал десяток лет…
Он протянул руку к ларцу. Крышка проржавела, но замка в
дужке не было. Владимир сказал остро:
– Ты даже не спросил, что значат последние слова
Филемута! Стареешь, Могута.
Могута задержал руку над крышкой ларца. Глаза расширились.
– Да… Слишком много свалилось на мои плечи сразу. И на
мою голову. Я не становлюсь моложе. Что ты ему сказал… о рыбацкой деревне?
– Я не хотел, чтобы он умирал с улыбкой на своей
поганой харе.
Могута держал глазами лицо Владимира. Пальцы коснулись
крышки ларца, но не открывал, все еще всматривался.
– Да, ты сумел ее погасить сразу… Что это было?
Владимир с трудом оторвал взгляд от крышки ларца:
– Почему ты решил, что ты как трухлявый пень на ветру?
Он помнил, что Могута насчет трухлявости не говорил, но
удержаться и не кольнуть было трудно. Могута потемнел, провел кончиками пальцев
по крышке, сметая комочки земли. Голос снова стал хриплым, как в прошлый раз:
– Это не твое дело. Когда погиб мой сын…
– Я это знаю, – прервал Владимир без всякого
почтения. – Но я узнал еще и то, что, когда он ездил с твоим караваном, он
всегда останавливался в Либице. Нужно было или не нужно, он всегда торчал там
хотя бы неделю. Ты в самом деле пень, если не знал.
Могута нахмурился:
– Что за чушь! Я бы знал.
– Откуда? Он боялся твоего гнева.
– Чушь, – повторил Могута с некоторой
неуверенностью. – Я его любил как никого на свете.
– Нет, – покачал головой Владимир. – Он знал
твои планы насчет него, а та женщина была из бедных и простых. И он боялся тебе
сказать… В той деревне знали одного Могуту – твоего сына. У него родился сын,
но он и тогда смолчал, никак не решался сказать тебе. Ты в самом деле такой
зверь? А еще через три месяца он погиб.
Могута смотрел с недоверием, рассерженно, потом в глазах
мелькнула отчаянная надежда:
– Ты хочешь сказать, что у меня есть… внук?
Владимир пожал плечами:
– Разве я это хочу сказать? Это я уже сказал. Догадайся
теперь, что я хочу сказать.
Могута быстро посмотрел на ларец. Лицо озарилось пониманием.
– Ты хочешь и мою долю за адрес моего внука?
Владимир, который именно это и хотел сказать, посмотрел в
лицо старого купца, внезапно качнул головой:
– Не угадал. Ты мне нравишься… а правда, что ты жил на
Ляшской улице? Тогда наши дома были рядом. Я ничего за адрес не возьму. Считай
это подарком. Но только не внук тебя ждет…
Могута дернулся, глаза расширились в испуге. Надежда
сменилась страхом.
– Что? Он тоже погиб?
– Нет, жив и здоров. Только тебя ждет не внук, а…
внуки. Второй родился через полгода после гибели твоего сына. И хотя я твоего
сына никогда не видел, но, глядя на тех парней, я сразу сказал бы, что они твои
двойняшки. Только лет на сорок моложе.
Могута схватился за сердце. Мгновение смотрел выпученными
глазами на Владимира, затем подхватился и начал торопливо собираться. Владимир
выждал нужное время, дернул за рукав и указал на ларец:
– Отдели мою долю. Мне надо возвращаться, иначе меня
выгонят со службы.
Могута хлопнул ладонью по крышке ларца, приподнял, заглянул,
остро посмотрел в лицо молодого воина:
– Ты даже не просишь увеличить свою долю? За помощь с…
этими неприятностями?
– Считай, что я это сделал в свое удовольствие.
