Притворившись ошеломленным больше, чем чувствовал, он быстро
пробежал глазами по окнам, остановил взгляд на двери. Теперь понятно, что за
стон почудился в ночи за окном. Похоже, ни один из шести стражей не придет на
помощь.
– Ты один? – спросил он дрожащим голосом.
– Сюда никто не войдет, – сообщил Владимир.
– Понятно, – ответил Церетус сипло. – Твой
викинг сторожит входы… Чего ты хочешь? Руби, раз уж сумел пройти.
Владимир усмехнулся:
– Знаешь, что не зарублю, потому и говоришь так смело.
Я мог бы поразить тебя раньше. Но я пришел по делу.
Церетус сглотнул, сказал неуверенно:
– Я полагал, что и военный отряд не вломился бы в мой
дом.
– Отряд – да, – согласился Владимир.
Он молча смотрел в подвижное лицо сенатора, и тот вспомнил,
что этот человек, как сказали о нем, пришел из страны дремучих лесов, где не
видят солнца, страны бездонных и бескрайних болот. Там свои приемы войны… А
второй, который явно сейчас охраняет дверь, вовсе из мира скал, хмурого неба и
холодного моря.
– Да, – пробормотал он, – я предусмотрел
защиту от лучших в мире солдат, но не от гипербореев… Но я не знаю, о каком
деле можно говорить. Разве что самому подставить горло под твой меч?
Владимир сказал медленно:
– Горло? В моей стране у живого… еще живого врага вырывают
печень!.. А потом раскалывают череп и поедают мозг.
У сенатора вырвалось:
– Такую дикость, да чтоб христиане…
Владимир холодно удивился:
– Я что, христианин?
Коричневые глаза гиперборея смотрели немигающе. Сенатор
увидел в них такую жестокость, что внутренности разом превратились в лед. Он
ощутил смерть во взгляде, близкую и жестокую. И тем страшнее, что гиперборей не
кричит, не ярится. Он просто зарежет.
– А нужно ли, – сказал он непослушными
губами, – все это? Я не думаю, что больная печень старика будет вкусной.
Да и голова сегодня болела жутко…
Он попытался улыбнуться. Глаза гиперборея чуть потеплели.
Сенатор незаметно перевел дыхание. Этот варвар оценил суровую шутку. Они вообще
стойкость ценят выше ума, так что еще можно торговаться за жизнь…
Его пальцы поползли к шнурку – в дальней комнате спят трое
слуг. Владимир покачал головой:
– Я не знаю, какой шнур куда ведет, на всякий случай
обрезал все. А Олаф, не зная, кто опасен, а кто нет, сейчас заканчивает резать
твою челядь. Тоже всех.
Церетус содрогнулся. Челяди в его доме немало, это же целая
бойня.
– Так что же ты хочешь? – повторил он.
Взгляд коричневых глаз стал тверже.
– У тебя есть корабли. Ты дашь мне один.
Церетус развел руками:
– Если речь только об этом… Но тогда тебе придется
оставить меня в живых. Иначе как я могу распорядиться? Но я не понимаю, зачем
тебе корабль… и как ты можешь быть уверен, что я тотчас же не крикну стражу,
едва выйдешь из дома?
Его лицо было серьезным, на лбу собрались складки. Владимир
кивнул уважительно: сенатор уже превозмог страх и решал задачу.
– Когда я скажу тебе, – ответил он, – зачем
мне корабль, ты дашь… как я надеюсь, и не крикнешь стражу.
Церетус нахмурился:
– Так думаешь? Ладно, зачем тебе корабль?
– Мне пора на родину, – ответил Владимир. Он смотрел
сенатору в глаза, отмечал любое изменение, истолковывал, а Церетус, напротив,
старался не выказать удивления. – Но сейчас задули ветры с моей родины. У
нас зовут борой, а здесь говорят о каком-то Борее… Ни один корабль не покидает
берегов! Говорят, такие бури длятся неделями. А то и больше. Но я не могу
больше ждать. У меня кончилось здесь время.
Церетус прищурился:
– Ты говоришь так, будто еще кто-то охотится за твоей
головой. Что гонит тебя отсюда?
– Ничто не гонит, – ответил Владимир
сумрачно, – но меня манит нечто там, на родине. Я уеду, а ты увидишь, что
я не соперник твоей партии, Церетус.
Церетус с сомнением покачал головой:
– Что-то слишком просто… А не ловушка ли? Я даю тебе
корабль, ты доносишь, и меня тащат в пыточный подвал. А изменников карают…
словом, легкой смерти не дают.
– Ты должен был это предположить, – согласился
Владимир. В голосе зазвучало напряжение: сенатор непрост, и все повисло на
волоске. – Но ты должен мне поверить…
Церетус засмеялся с горечью:
– Поверить? Ты все еще варвар! Чтобы сенатор базилевса
кому-то поверил на слово? И чтобы поверили ему самому?
– И все же ты поверишь, – сказал Владимир
страстно. – Да, я варвар. Я из страны, где честь ценится выше, чем горы
золота или власть базилевса. Я из страны, где обладание богатством и роскошью
презираемо… где добытое золото зарывается в землю, чтобы увеличить силу самой
земли, а человек остается свободным и вольным. Что я мог бы здесь получить? Ты
считаешь, что я был бы счастлив, став начальником провинции, а то и стратигом войск
империи?
Церетус внимательно следил за взволнованным лицом молодого
северянина. Бесстрастно произнес:
– В нашей истории немало случаев, когда славяне
приходили, имея при себе лишь меч, а становились не только главнокомандующими
всех войск империи, но даже императорами. Как парнишка Управда, ставший
императором Юстинианом, как его дядя Юстин, как многие-многие другие. Сказать
правду, они были лучшими императорами, чем коренные уроженцы.
– Я понял тебя, – сказал Владимир горячо, –
но это логика, которой вы живете. Все хотят жить по логике, но мало кому
удается. Наверное, потому, что сама жизнь всегда опережает логику. Мы там, на
Севере, живем сердцем, а не умом. Мы считаем, что главное, чем человек
отличается от зверя, – это вовсе не ум, а чувство мести! Это зверь на
другой день забывает, что ему причинили зло, а человек помнит. Но иные
смиряются, а иные жаждут воздать обидчику. Мы считаем, что зло не может
оставаться безнаказанным, хотя по вашей логике надо бы смириться с силой.
Он на миг остановился, сглотнув комок в горле, Церетус
спросил негромко:
– Что мучит тебя?
– Жажда мести, – ответил Владимир твердо. –
Братья изгнали меня. У вас в Писании сказано, что птицы имеют гнезда, зверь
имеет нору, но сыну человеческому негде преклонить голову… Так вот, во всей
земле нашей я не могу найти клочка земли, где могу ощутить себя в безопасности.
Я не чувствую себя в безопасности даже здесь!
Церетус вздрогнул, в глазах появилось понимание:
– Так это… я хочу сказать, странное покушение на
священную особу базилевса…
Владимир скрипнул зубами:
