Тавр вышел, с изумлением и, как Рогнеде показалось, с
укоризной смерив ее взглядом. Владимир быстро оделся, обулся сам, подпоясался
широким поясом, с бренчащими кольцами для короткого меча и ножа.
Рогнеда не сводила с него глаз:
– Ты… решил оставить меня жить?
– А почему нет? Я уже свел с тобой счеты. Ты
расплатилась с лихвой.
– Но… я сама не хочу жить больше.
Он пожал плечами:
– Никто не неволит. Но, как ни злобись на меня, скажи,
что не так, как бывает всегда на войне? Да и братьев я твоих убил не подло
из-за угла, а в сражении. Даже отца твоего сразил в честном поединке, хотя мог
бы не рисковать. Город уже пал… Но ты не можешь этого понять, потому что это не
твой отец и твои братья насиловали других, убивали и жгли, а убивали их самих!
Она напряженно смотрела на то, как он собирает карты ее
отца, прячет в ларец. В чем-то лжет, но в чем, понять не могла. Новгородец
слишком увертлив, хитер, коварен.
– У тебя была какая-то цель, – произнесла она
медленно.
– Цель есть у каждого достойного человека. Остальные…
остальные следуют своим желаниям. Я – сын рабыни! Я начинаю находить в этом не
позор, а… повод для похвальбы. Я сокрушил и поверг тех, кому от рождения было
дано все: имя, власть, богатство, могущество, поддержка таких же сильных и
богатых. Выходит, я сильнее. Знатность рода дают пращуры, такие же люди, только
жившие встарь, а силу да сметку дает Сварог сейчас! Но кто из них может дать
больше? А с небес мы все одинаковы. Князь и распоследний раб все одно
ма-а-а-ахонькие букашки для Сварога…
Она молчала. Пыталась найти брешь в его складной речи. А
Владимир нетерпеливо выглянул в окно:
– Твои сенные девки разбежались… Ничо, соберутся. Сиди
здесь по-старому. Я насытил сердце местью. Насытил и… еще одну истину постиг.
Нет для богов ни знатных, ни убогих. А любят они тех, кто трудится. А от
праздных и ленивых отвертают лик! Хоть от богатых, хоть от бедных.
За окном хрипло и требовательно прозвучал боевой рог.
Заржали кони, кто-то длинно и витиевато выругался.
Владимир обернулся к Рогнеде. Лик его снова стал хищным и
требовательным.
– Для богов нет знатных или незнатных, запомни! Мы все
– дети Сварога. Дети солнечной породы.
Она без сил опустилась на ложе, слишком измученная, чтобы
возражать. В этом сыне рабыни слишком много мощи… Впрочем, почему все время
«сын рабыни» да «сын рабыни»? Он ведь сын грозного Святослава, благороднейшего
из рыцарей, который, собираясь в поход, всегда посылал гонцов в ту страну с
предупреждением: «Хочу идти на Вы!», лучшего из полководцев, разгромившего
дотоле непобедимый Хазарский каганат! Он потомок Рюрика, а тот – прямой потомок
Алариха, взявшего и сокрушившего дотоле непобедимый Рим. Аларих же ведет свой
род прямо от Тора, грозного бога войны… А Тор – старший сын Одина, бога богов!
Глава 7
Тавр доложил:
– Варяги идут к Киеву широко, перехватывают всякого,
кто может предупредить Киев. Лазутчики говорят, что войско Ярополка уже
выступило!
– Неужто проклятый дознался?
Тавр покачал головой:
– Вряд ли.
– Так что же?
– Скорее всего, узнал наконец, что ты вместо жмуди
двинулся на Полоцк. Спешит взять под защиту. Там же его будущий тесть и
Рогнеда, сладкая нареченная…
Владимир скупо улыбнулся:
– Ты угадал, девка была сладкая. Но как же он надеется
получить Рогнеду? Он же христианин, а им вера не велит иметь больше одной жены!
К другим надо ходить тайком.
– Ну, княже, когда дело касается баб, то мы все –
язычники.
Князь засмеялся:
– Ладно, пусть спешит. Думает, я еще кидаюсь на высокие
стены Полоцка аки пес на забор! Соединись он с Рогволодом, нам бы и счастье не
помогло… Скачи к варягам, вели остановиться. Пусть отдыхают, точат мечи. Им
надо перехватить Ярополка в удобном для нас месте. И – внезапно!
– Где?
– Лазутчики у тебя, ты и выбирай. Но я проверю сам. И с
воеводами посоветуюсь.
Тавр унесся, быстрый и неутомимый. Владимир тронул коня,
пустил шагом. Если Ярополк спешит к Рогволоду, то с ним лишь хорошо вооруженные
и обученные войска, а всякие охочие люди остались в Киеве и селах. Эти стянутся
защищать стольный град, буде понадобится. С Ярополком только малое войско киян
да еще печенежская орда. Та не упустит случая поживиться, раз уж Ярополк заключил
с ними вечный мир, пожаловал земли. Сами напросятся в помощь, только бы
пограбить, пожечь города да села, увести оттуда женщин и детей, продать в
дальних странах…
Правда, он тоже ведет иноземцев. Свеи – могучие свирепые
воины. Дерутся яро, зато невольников не берут, земли и города не просят. Им
нужно только злато, а его получат с киевских бояр и старейшин. Печенеги –
горшее зло. Об этом надо кричать на всех перекрестках, размалевывать страсти и
беды с их приходом…
– Кремень, – подозвал он доверенного гридня, –
ты с печенегами дрался?
– Угу.
Он высился над князем, как закованная в железо башня. Голос
шел из груди, как из огромного дупла. Он был даже крупнее Звенька, своего
младшего брата, который привел и взял клятву положить жизнь за князя.
– По пьянке или как?
– Всякое бывало…
– Подбери людей с бойкими языками. Пусть скачут впереди
с вестью, что печенеги уже пришли взять в полон всю Русскую землю! Старых и
малых вместе с больными и слабыми посекут на месте, а женщин и красивых детей
наших продадут в жаркие заморские страны, откуда еще никто не возвращался…
– Вот гады проклятые! – вырвалось у Кременя. Лицо
угрожающе налилось кровью, глаза враз выкатились, как у разъяренного быка.
– Сведения надежные, – добавил Владимир. –
Сегодня получил от лазутчиков. Пусть люди бегут из сел, прячутся по лесам.
Ярополк защитить их не сможет. Он поклялся их жизнями расплатиться с
печенегами!
Кремень поднял коня на дыбы, круто развернул, ударил плетью
и умчался.
– Двух собак одним камнем, – пробормотал
Владимир, – или двух зайцев одной стрелой… И благодетелями себя покажем, и
Ярополку ополчения не дадим собрать. Теперь бы только что-то придумать, чтобы
справиться с его тяжелым войском… и легконогой печенежской ордой…
Во рту стало сухо. Все равно войско Ярополка намного больше
и сильнее! Дружина одного только Киева, самого сильного и богатого града,
размечет его лапотников. Там все в седлах родились, с конца копья вскормлены,
живут под звон мечей и умирают в боевой славе. Куда его новгородцам, где
отродясь своей дружины не было! Только Рюрик, да и тот вскоре перебрался в Киев
со всем войском. Не обучены новгородцы ратному ремеслу, а храбрость да лихость
немногого стоят перед умением. Десяток дружинников размечут сотню самых
отчаянных храбрецов, даже если тех вооружить с головы до ног. А на самом деле
половина новгородцев идет в полотняных рубахах вместо доспехов, с топорами да
рогатинами!
