Владимир наконец узнал всадника, крикнул с тревогой в
голосе:
– Аламбек, тебя не узнать! Что привело тебя сюда?
– Поединок! – воскликнул Аламбек. – Попытай
счастья еще и со мной!
Лицо Владимира помрачнело. Конь под Аламбеком горячился и
грыз удила, косил огненным глазом. Сам Аламбек улыбался чисто и отважно, искал
чести и славы в глазах войска. Он был чист, как рыбка в горном ручье.
– Аламбек, – сказал Владимир негромко, чтобы не
слышали войска, – лучше поверни коня. Если мы вступим в поединок, я должен
буду тебя убить.
Аламбек удивленно вскинул брови. На юношеском лице появилось
непонимающее выражение.
– Почему?
– Я сейчас не воин, – сказал Владимир, тяжело
ворочая языком. – Я политик.
– Ну и что?
– Ты бьешься лишь за славу… а я – за жизнь… Свою и
жизни этих лапотников, что пошли за мной. Цена слишком велика. Я должен делать
то, что должен, а не то, что хочется…
Аламбек посерел лицом. Он не понял, но ощутил сердцем, что
перед ним уже не друг детства. И не человек, который слушается зова сердца. А
то благородство, которое выказывает перед рядами воинов, своих и чужих, в его
руках лишь оружие, что прибавляет сил новгородцам и с каждым мгновением
обессиливает киян.
– Да, – сказал Аламбек сдавленным голосом, –
я понял, что лучше повернуть коня… Как для себя, так и… вообще. Но я – человек!
Человек, а не политик. А человека ведут по жизни честь, слава, любовь, но не
подлый расчет!
Он вытащил саблю, их глаза встретились. И оба сказали
взглядами, что только один покинет это поле живым.
Они разъехались в стороны, поворотили разом коней и бросили
друг на друга. На холмах, откуда следили воеводы, и в обеих ратях затаили
дыхание. Оберуких бойцов видывали нечасто, гораздо больше ценился богатырский
замах да молодецкий удар. Рассказывали о богатырях, что дерутся двухпудовыми
булавами, хотя рассказчик понимал, что даже подросток успеет трижды ткнуть
такого богатыря саблей, пока тот широко размахивается своей тяжелой булавой,
сам шатаясь от своих богатырских замахов.
Но здесь был печенег с легкой сабелькой, и свой русич с двумя
мечами, малость похожими на сабли. И дрались они уже без улыбок, с
перекошенными лицами. Звон и лязг стояли по всему полю. Вскоре обломки щита
брызнули во все стороны, но, прежде чем печенег успел стряхнуть его с руки,
новгородец привстал на стременах, и каждый в обоих ратях задержал дыхание.
Страшно блеснуло железо. Аламбек подпрыгнул в седле, свет
вспыхнул перед глазами. Он успел ощутить резкую боль, затем наступила чернота.
Владимир дал ему упасть на землю. Чуткий конь остановился,
дрожа, свежая кровь залила седло. Владимир вскинул оба меча, вскрикнул изо всех
сил:
– Водан!!! Перун!!! Узрите славу Святослава!!!
Троекратный крик страшно прокатился над полем. Даже
новгородская и варяжская рати хранили благоговейное молчание. Воин с двумя
окровавленными мечами был похож на молодого бога войны. Он был страшен и
прекрасен.
Владимир подхватил с земли сраженного, бросил его поперек
седла, ухватил чужого коня за повод и вскачь вернулся к своим.
На холме, где следили за войсками воеводы Ярополка, Волчий
Хвост в бессилии сжимал кулаки. Воеводы гомонили оживленно, всяк хвалил и
восторгался подвигами новгородского князя. Теперь уже видно, кто из троих
сыновей Святослава унаследовал неукротимый дух отца, отвагу и воинскую честь,
кто великодушен и добр…
Добр, подумал Волчий Хвост люто. Попадетесь ему – он вам
покажет свою доброту. А вслух рявкнул:
– Начинать сечу!
С обнаженным мечом в руке понесся с холма, дал знак
сотникам, чтобы двинули всю рать навстречу новгородской. Подумал с неохотой,
что у северного войска дух взыграл после побед их князя, а воинский дух
удваивает силы. У киян же к унынию добавилось еще и восхищение удалью этого
сына Святослава. Уже всяк знает о его рабской доле, о гонениях на него знатных
братьев, о трудной судьбе… Всяк примеряет к себе, среди киян днем с огнем не
отыскать тех, кто не сочувствовал бы молодому князю, который пришел сюда всего
лишь взять свое… А это значит, что ежели каждый новгородец будет биться за
двоих, то каждый киянин будет драться нехотя, вполсилы…
Только и надежды, подумал Волчий Хвост угрюмо, что народу в
киевском войске вдесятеро больше!
Глава 8
Волхвы застучали в бубны, хрипло и протяжно завыли, горяча
кровь, боевые трубы. Их делали из деревьев, разбитых громом, потому трубный рев
был страшен, лют, грозен, в нем звучали угрозы и обещание смерти. У каждого
дрогнуло сердце, пошло стучать сильно и часто, а горячая кровь ударила тяжелой
волной в голову.
Лучники с обеих сторон выпустили тучи стрел. Потемнело,
когда со злобным свистом пошли рассекать воздух длинные прутья с тяжелыми
наконечниками. Они падали как град, звонко и страшно стучали по подставленным
щитам. Иные находили щели, слышались сдавленные проклятия и стоны. Кое-кто уже
падал, через них переступали и шагали дальше.
Сошлись чуть ближе, пращники метнули камни. Снова завыл и
загудел воздух. Камни били по щитам и шлемам гулко и звонко. Когда между
новгородской и киевской ратями осталось не больше десятка шагов, они бросились
друг на друга бегом, разжигая себя криками и руганью. Ударили копьями, затем
застучали о щиты мечи, топоры, клевцы, палицы, булавы, пошли в ход рогатины с
обугленными для крепости рогами.
Трубы ревели, гнали вперед уже не на противника – на врага.
На врага, в которого нужно всаживать копье, рубить топором, вспарывать живот
ножом, топтать упавшего, добивать, пока тот не убил тебя.
Новгородская рать теснила киян, те таяли как лед в теплой
воде. Наконец новгородцы дошли до холма. Воевода Волчий Хвост надел шлем и
поскакал навстречу во главе отборной дружины. Ударили с такой мощью, что
новгородцы остановились, попятились, но дружинников мало, а удаль – еще не
сила. Новгородцы сперва остановились, затем начали медленно теснить киян. Те
отступали, оставляя сотни убитых и раненых, отступали все быстрее. Еще чуть –
отступление будет уже называться иначе…
Волчий Хвост ругался, гнал в бой, на нем уже был помят шлем,
на панцирном доспехе сорвало две плашки, лицо перекошено яростью. Он сменил уже
двух коней, новгородцы наловчились подрезать сухожилия, затем рубили упавших топорами.
Двое гридней держались рядом, закрывали воеводу щитами, даже своими телами.
– Позор! – ревел Волчий Хвост. – Стыдоба! Их
впятеро меньше!
– Они лапотники! – вторили ему другие
воеводы. – Укрепимся духом!
Внезапно раздались ликующие крики. Со стороны новгородцев в
самую гущу боя несся небольшой отряд на свежих конях. Впереди летел с поднятым
мечом непобедимый молодой князь! Он был прекрасен на белом коне и с поднятым
мечом в оголенной по плечо руке. Старые воины киян ахали, вслух заговорили, что
это сам неистовый Святослав ведет северные войска.
