За князем в грохоте копыт мчались его воеводы – в чешуйчатых
доспехах, блестящих шлемах, все, как один, с радостными лицами, смеющиеся. В их
руках блистали мечи и топоры.
По киевской рати прокатился стон. Теперь уже не только
старые воины, прошедшие войну с хазарами, бои в Болгарии, но и земское войско
увидели не новгородца: на них мчался всегда молодой Святослав – огненный,
неистовый, гремящий веселой удалью и бесшабашием. В нем столько красоты и
веселой удали, что он выглядел бессмертным богом. С ним летит Правда, он
непобедим, с ним все боги!
И кияне дрогнули, подались назад, не отрывая от него взоров.
Многие бросали оружие и стремглав бежали вдоль берега, ныряли в лесную чащу,
где отыщутся тропинки, ведущие обратно к Киеву.
Волчий Хвост охрип от крика, но когда бежала и старшая
дружина, он повернул коня. Сражение было проиграно, проиграно позорно. Даже
дружинники бежали в лес, однако новгородцы их преследовать не стали.
– В отца, – заметил на бегу один из старых
дружинников. – Тот запрещал нам бить убегающих!
– А мы, дурачье, еще бурчали…
– Сокола видно по полету, – согласился третий.
Они отдышались, привели себя в порядок и пошли в сторону
Киева. По крайней мере, хоть оружие не бросили, как земское войско!
Но почему огромная печенежская орда так и простояла в
бездействии?
Владимир остановил взмыленного коня на вершинке холма. Киев
был как на ладони. Огромный, раскинувшийся на полмира, огороженный высокой
каменной стеной. Одних резных теремов в три-четыре поверха не счесть, вон как
блещут крыши, а уж домов, хижин и землянок смердов видимо-невидимо, муравьев и
то на свете меньше. Как воевать с такой мощью?
Сердце похолодело. Владимир ощутил тень смерти. Недавно
покинул Киев, а тот разросся еще больше, украсился. Здесь, среди этой мурашвы,
живут и самые опытные в битвах военачальники, воеводы, тысяцкие. Они водили
полки под стены Царьграда, победно воевали с хазарами, знают все воинские
уловки. Их непросто одолеть, даже будь силы равны!
– Тавр, – позвал он. – Среча тонко прядет, к
тому ж у Несречи острые ножницы… Сейчас наши звезды еще светят нам, а к вечеру
могут покатиться на землю. Здесь сердце Руси, здесь мощь, на которую нам только
лаять, да и то издали. Кончай баб таскать в шатер, думай!
– Боги за нас, – ответил Тавр с усмешкой. –
Полоцк мы взяли?
– Киев стоит десяти Полоцков. А боги помогают лишь тем,
кто помощи у них не просит. На богов надейся, но к берегу греби…
– Может, ударить с ходу, пока не опомнились?
– Дурень ты.
– Я ж не сын Святослава, – ответил Тавр, не
обидевшись. – Мне дурнем быть можно.
– А мне нельзя даже прикидываться, как вот ты сейчас
дурня валяешь. Весь Новгород смотрит… Зови на сбор бояр и воевод!
Тавр исчез, Владимир спешился, бросил повод отроку. Его личные
дружинники уже ставили шатер, рубили хворост для костра.
С шумом, гамом, радостными лицами стягивались на холм к
Владимиру воеводы, тиуны, мужи знатные и нарочитые. Владимир вышел из шатра,
опрятно одетый, чистый. Лик его был светел, но заговорил он глухо, голос был
тяжелым, как холм, на котором стоял:
– Скорбью мое сердце исполнилось… Русские люди пошли на
русских людей. Давно такого не было в земле Русской! Как жить дальше? Не лучше
ли замириться с Ярополком, признать его старшим братом и принять уготованную
участь? Позорное примирение все же лучше победной, но очень уж кровавой войны…
Воеводы смотрели сумрачно. Радостное выражение на лицах
сменилось недовольством. Вперед выступил Стойгнев.
– Княже, – заговорил он с великим
достоинством. – Ты молод, сердце твое чистое, справедливое… Будь такие
сердца и у других – не было бы краше нашей земли, не было бы выше народа
русского! Но мы, старые и бывалые, видели свет, видали люд. Жизнь не такая
страшная, княже, как тебе кажется! Она много страшнее, гаже и неправеднее.
Ярополк – убивец! Родного брата не пожалел. С убийцами его отца дружбу водит!
Тебя, что ли, пожалеет или нас? Это волк.
На шаг выдвинулся старейшина новгородских купцов, он блюл
интересы торговых людей. Заговорил с великой обидой:
– Не гневайся, княже, но ежели ты, по своему доброму
сердцу, готов стерпеть поношения, то мы, новгородцы, сумеем постоять за себя и
за тебя! Лапотниками нас кличут, плотниками. Так мы покажем, как умеют воевать
плотники!
Ничего ты не покажешь, лапотник, подумал Владимир брезгливо.
Хоть ты и в сафьяновых сапогах, но все равно – лапотник, не воин. А вслух
молвил:
– Все же скорблю о великой крови…
– Жизнь без крови не бывает, – вмешался
Стойгнев. – Человек рождается весь в крови! А я еще не видел князя,
который не проливал бы целые реки. За правое дело бей смело! Жизни без войны
нет, так хоть воюй за добро.
Прибыл с небольшим отрядом Войдан. Владимир обнял воеводу,
сразу оценив усталый, но довольный вид, увел в свой шатер. Сувор, с которым
Владимир не разлучался даже в походе, перекосил рожу в улыбке, подал каву и
велел отрокам приготовить еды для бывшего царьградца.
– Где варяжские дружины? – спросил
Владимир. – Не вижу их.
Войдан с наслаждением отхлебнул горячей кавы:
– Перенимают земские отряды Ярополка. Ты мудро поступил,
князь. Аки Лександр Великий. Половину войска Ярополка оставил на местах, не дал
даже собраться, пробиться в Киев. Отдельными отрядами иной раз пытаются
пробиться, но без охоты, и даже рады, что их бьют и гонят назад. Так что в
Киеве Ярополк с одной дружиной.
– Той дружины у него впятеро больше, чем у меня всего
войска.
Да и то вшивого, добавил он мысленно. Не знают, за какой
конец копья браться. А топоры только плотницкие в руках держали.
Но смолчал, не стал обижать новгородских бояр, что уже
заглядывали в шатер. С холма смотрел, как из Киева перла толпа народу. Все семь
холмов, на которых стоял Киев, почернели, как от муравьев в теплый летний вечер
перед роением. Спешно углубляли рвы, и без того глубокие, насыпали второй
высокий ров вокруг первого, а в промежутке вкапывали остриями вверх колья. Это
еще не войско, простой черный люд, но даже на них брось новгородскую рать, и то
растворится, как в горячей воде капля меда.
Даже на валах вколачивали в землю колья, прятали бороны
зубьями вверх, копали ямы, которые затем накроют плетенками, чуть притрусят
землей. Страшные ловушки на зверя, теперь на человека – самого лютого зверя,
что идет на брата!
К ним подошел Стойгнев. Оглядел киян свысока,
глубокомысленно изрек:
– Непросто будет взять. Эх непросто!
Дурак, подумал Владимир беззлобно. Отсюда никак не взять.
Вызнать бы, какие здесь подземные ходы, если имеются, еще можно бы надеяться…
Да и тогда город захватить нелегко. Чудно, что не выходят навстречу со своим
войском. Его вшивая рать разбежится при первом же ударе…
