– Матка боска, перстень Святослава! Как он к нему
попал?
– Что передать князю?
Блуд еще покачивал головой в великом удивлении, но губы уже
растянулись в волчьей усмешке.
– А кто тебе сказал, что вернешься?
Кремень понял, сердце дрогнуло, но голос держал ровным:
– Ну что ж… увидишь, как умеют умирать дружинники
великого князя!
– Так уж и великого?
Голос Блуда был грозен. Кремень встретил его злой взгляд
прямо и открыто:
– Для нас уже сейчас великого! Для Киева пора придет
скоро.
– Ладно, в петле это будет тебе утешением.
Он подобрал с пола железный прут, ударил в медный поднос.
Тот отозвался долгим звенящим гулом. Некоторое время они смотрели друг другу в
глаза. Наконец послышался топот ног. В подпол сбежали здоровенные гридни. Двое
по знаку Блуда схватили Кременя под руки, потащили к стене, прижали спиной.
Блуд насмешливо смотрел на посланца новгородского князя. Их
глаза встретились снова, и вдруг Кремень страшным рывком разметал гридней,
выхватил у одного короткий меч, в два прыжка оказался возле Блуда. Развернул,
держа как щит между собой и гриднями, задрал ему бороду кверху и приставил
острие к горлу:
– Всем застыть! Перехвачу горло, видят боги!
Гридни запнулись, будто ударились о невидимую стену. Блуд
тяжело дышал. Могучая рука едва не поднимала его за бороду, а острое лезвие
вот-вот пропорет кожу на горле. Нажмет сильнее – душа выпорхнет!
– Боярин, – произнес он горько, – я мог бы
тебе снести голову, это тоже неплохое утешение перед петлей… Мог бы вообще
купить себе жизнь и свободу! Но могу ли огорчить того, чье слово передал?
Посему – живи! Живи и помни. И поищи таких же среди своих гридней.
Он отпустил Блуда, а меч швырнул на пол. Тот запрыгал,
звеня, по неровным булыжникам. Гридни все еще не двигались, потому что могучий
мужик все еще мог бы свернуть шею хозяина даже голыми руками. Кремень
рассмеялся горько, вышел на середину:
– Ну же, рабы! Берите, вяжите!
Гридни, толкаясь и мешая друг другу, бросились, свалили и
уже там, на полу, били ногами, сладострастно хакая и стараясь попасть окованными
медью носками сапог побольнее, вымещали пережитый страх.
Блуд с отвращением взглянул на свалку, отряхнул смятую
одежду и вышел. Сзади в подвале слышались тяжелые удары, били связанного люто.
Перстень Святослава жег ладонь. Попробовал надеть на палец,
но слишком велик, к тому же Ярополк заметит первым. У него глаз на драгоценные
камни наметан, жена-гречанка научила… Владимир? Сын не в отца пошел. У того
мощь била через край. Решал все молниеносно, побеждал красиво. Недаром на его
черепе печенежский хан Куря, который сделал из него чашу и пьет на пирах, велел
сделать надпись: «Да будут наши дети похожи на него». А этот байстрюк
осторожнее, даже взрослее своего отважного отца…
Святослав был величайшим полководцем по духу, по крови. Его
никто не учил, как воевать, но он шел от победы к победе. Даже из столкновения
с Римской империей вышел с честью. А Владимир как нарочито делает все не так,
как делал бы его отец. Несмотря на юный возраст, никому не скажет: «Иду на Вы!»
Да, он больше князь, чем его блистательный отец. И больше, чем те двое, что
сладко ели и долго спали. Несмотря на то что к ним были приставлены лучшие
наставники, этот незаконнорожденный сумел стать более умелым правителем…
Блуд остановился, позвал одного из доверенных гридней:
– Вернись в подвал. Если лазутчик еще жив, выспроси с
пристрастием. Сколько сил у новгородца? Кто из варягов помогает, где стоят? Кто
командует каким отрядом? Кто из знатных людей поддерживает новгородца?
Гридень исчез. Блуд, углубленный в думы, вернулся на
укрепления вдоль города. Валы выросли так, что никакая конница не одолеет, а во
рву утонет три такие рати, прежде чем даже доберутся до городской стены. Только
в ловчих ямах сгинет половина новгородской толпы, а даже если кто и одолеет рвы
и валы, то за глубокой канавой их встретят дружинники первой линии обороны.
Нет, даже к стенам города не добраться новгородскому князю! На что он надеется?
Действует сломя голову? На него не похоже…
Вернулся он поздно вечером. Жадно выпил ковш квасу,
чувствуя, как усталость растапливает мышцы, переплавляет их в воск.
– Как там лазутчик? – спросил он.
– Молчит, – ответил гридень сокрушенно.
– Так и молчит?
– Не совсем… Лается.
– Ах лается! Как же?
– Неудобственно и повторять… Князя – самыми скверными
словами, а тебя, боярин, токмо дурнем.
– И больше никак? – не поверил Блуд.
– Никак, – подтвердил гридень. – Наши с ним
упарились. Здоровенный бугай. Кровью весь подвал залили, а он все лается да
грозится.
– Гм, – сказал Блуд в задумчивости. – Принеси
еще ковшик кваску… Да не из бадьи, из подвалу. Чтоб зубы ломило! Ярополк где?
Ладно, пусть совещается с женой. Все одно помощи от ромеев не дождется, я ихнюю
ромейскую породу знаю.
Выпил еще и еще, заливая огонь внутри. Там едва не зашипело,
так раскалилось и пересохло, велел гридню идти следом. В подвале сразу в ноздри
ударил запах свежей крови. Еще сильно пахло горелым мясом. Кремень лежал уже на
полу, окровавленный, голый. Красные брызги пламенели даже на стенах. На груди
новгородца темнели коричневые пятна, мясо кое-где почернело, обуглилось.
– Еще жив? – удивился Блуд.
Голос Кременя был хриплый, срывающийся, слабый:
– Жив, боярин… И пусть жить мне недолго… зато князю
моему жить вечно… Киеву быть под Владимиром!
Блуд пристально всматривался в бледное похудевшее лицо с
заострившимися чертами. Гридни толпились вокруг, с ожиданием заглядывали в лицо
хозяину. Блуд движением руки отослал их за дверь.
Кремень дышал часто, тяжело. Из разбитого рта стекала
струйка крови, скапливалась лужицей под головой. В груди хрипело и булькало.
– Больно? – спросил Блуд с деланым сочувствием.
– Что боль для мужа… А ты, боярин, дурак…
Блуд, не отвечая, взялся за цепь, натужился. Крюк вылетел из
бревенчатой стены, звонко чиркнул по камням пола. Второй крюк не поддавался, но
тут Кремень потянул тоже, совместными усилиями выдрали с куском щепы, и вторая
рука освободилась тоже, только на обеих глухо гремели цепи с толстыми кольцами.
– Здорово они тебя, – определил Блуд. –
Может, и не доживешь до утра. А жаль… Хотел тебя отослать обратно.
Кремень ответил сипло:
– Смотря с чем… Если готов помочь Владимиру, то сам
поползу, а если… то ищи таких же дураков, как сам.
