– Прикидывается! – уверенно заявил Вяз. –
Рази ж можно ему в открытую? Враз сомнем. А он тихой сапой.
– Как?
– А хрен его знает как. Но не может не пакостить! И за
мать мстит, что рабыней была, пока князь наложницей не взял… Да и то: велика ли
радость подстилкой быть? К тому же сразу выгнали, как только пузо зачало расти.
– Мстит, это точно. Они народ мстительный.
Блуд сперва ерзал, не успевая вставить слово, да и надо дать
выговориться, выказать уважение. Потом ощутил безнадежность, чересчур крепко
бояре укрепились в своем убеждении, что новгородский князь родом из жидовского
племени. А для них этого хватит, чтобы не пущать его кормиться на киевский
стол.
Потом внезапно пришло озарение. Бояре как раз выдыхались,
изничтожив новгородца под корень, растоптав его и растерев, как плевок по
земляному полу. Блуд кашлянул:
– Во-во, это вы в самую точку! Что значит светлые
головы… Если он к тому же еще и жидовин, что нам еще?
Бояре ощетинились. Блуд ощутил на себе враждебные взгляды.
Вяз сказал предостерегающе:
– Заговариваешься, боярин!
– Давайте говорить как мужи, – лениво ответил
Блуд. – Для нас что главное? Чтобы князь восстановил наши боярские
вольности. И чтобы блюл старые обычаи отцов и пращуров. Ярополк уже принял
чужую веру из Рима, насаждает вокруг себя латинян. Уже ты, Вяз, отстранен от
поставок в Киев, это делают два торговца из Рима, уже наших богов мало-помалу
теснят с Подола… А что новгородец? Да жидовины больше нас ненавидят христиан!
Ведь Христос – это тот иудей, который предал свой народ, своих богов, внес
раскол! Все первые христиане были предатели своего народа, как и его
двенадцать, или сколько их там было, апостолов! Ни один иудей не примет учение
Христа! И другим не даст, если сможет.
Его слушали с открытыми ртами. На лицах недоверие, но Блуд
уже видел заблестевшие глаза. Его слова пока что лишь расшевелили их заплывшие
жиром мозги, но там уже медленно рождаются новые идеи.
– А на кого, – спросил он, возвысив голос, –
новгородцу опираться, как не на нас? Иудеев не так уж и много на Руси, да и не
больно охочи браться за оружие! Они крови не выносют, даже коров и гусей так
бьют, чтобы крови не видеть. Без нас новгородцу не только власть не взять, а
что важнее – не удержаться! И более ревностного защитника обычаев русских нам
не найти.
– Почему? – спросил тупо Вяз.
– Да потому, что вера славянская добра. Всех приемлет!
Приходи к нашим богам или приходи со своими богами, ставь в русское капище
своего бога рядом с нашими! А вера Христа – злая, ревнивая. Их бог не терпит
чужих. Только ему кланяйся и никому еще. Пока что иудеи Любеча, как и в других
русских городах, защищены, молись кому хошь, а вера Христа всех согнет в
бараний рог, ткнет рылами к подножию креста. А кто пикнет, тому и голову с
плеч! А иудеям – в первую очередь!
Он смотрел в потемневшие лица. Задумались. Еще не верят, но
старые головы не решают сразу. Повертят так и эдак, поймут. И отыщут общие
интересы.
Из Киева пришли волхвы, бродили по стану новгородцев.
Владимиру доложили, что старичье склоняет дружинников повязать его,
незаконнорожденного, отдать Ярополку, а тот, законный великий князь Руси, милостиво
простит им вину.
Владимир дергался, волхвы стоят над войнами, им вредить
покон не велит, но что-то делать надо. Не успел продумать до конца, как за
пологом шатра раздались громкие голоса. Владимир узнал и голос Тавра. Потом
воевода распахнул полог, вежливо, но настойчиво впихнул двух волхвов. Одного
Владимир узнал – Богой, древний старец, он еще князя Олега помнит, князя Игоря
держал на коленях, его бабку Ольгу учил грамоте.
В голове моментально явилась картинка, как и о чем говорить,
он тут же встал навстречу, поклонился земным поклоном:
– Благодарствую богам нашим, Сварогу и Яриле, что
позволили мне подойти к Киеву, святому месту земли дедов наших… и поцеловать
руку славному Богою, ревностному защитнику покона дедов наших и веры русской!
Он почтительно поцеловал сухие пальцы Богоя. Тот крякнул,
что-то проглотил, явно нес в клюве нечто ругательное, а теперь по-старчески не
сразу мог найти другие слова.
Тавр молча сверлил глазами спину волхвов. В его взгляде,
брошенном на него, князя, Владимир уловил одобрение. В шатер вошли Панас,
Войдан, Стойгнев.
– Ты… – сказал наконец Богой грозно, – пошто смуту
на Руси сеешь? Пошто кровь русскую льешь? Тебе надобно склонить выю перед
великим князем, он старший…
Владимир сказал быстро, перебивая волхва, но так, чтобы
выглядело, как будто соглашается:
– Ты прав, ты прав, мудрый защитник и блюститель
устоев! Негоже лить кровь, негоже идти брат на брата… Но, по правде сказать,
старший-то из всех троих братьев я, Владимир! А первую кровь пролил Ярополк,
убив своего родного и по отцу, и по матери брата… Но забудем распри. Что жизни
человечьи, когда дело касается богов? Взгляни, Богой, на мой лагерь! Ты видел
где-нибудь в нем крест чужого бога?
Богой смотрел угрюмо. Второй волхв, намного моложе, пугливо
оглядывался на грозных воевод с одинаково угрюмыми лицами.
– Я еще не видел весь лагерь, – сказал Богой
наконец.
– Тебе покажут, – заверил Владимир. – И ты
увидишь только наших русских богов! Я не Ярополк, который принял чужую веру,
чужих богов, взял себе в жены греческую монахиню, как будто наши женщины не
самые сладкие на всем белом свете! Хуже того, он наши святыни попрал!
Среди воевод пошел грозный ропот. Вера славян была доброй:
ежели кому-то люб чужой бог, можешь и ему поставить столб, молиться, петь
хвалу, приносить жертву, увивать лентами. Но Ярополк выбрал себе злого бога,
который любит только себя, а остальных богов боится и ненавидит. Принявший его
должен изгнать других. В самом городе Ярополк еще не теснит русских богов, не
решается, но в своем тереме, как слышно от его челяди, уже Христос на главном
месте, а остальных богов потихоньку выносят, рубят и жгут в печи на кухне. Даже
его своевольная бабка Ольга, тайно принявшая веру Христа, не решалась на такое
надругательство!
– А ты крепко стоишь за… русскую веру? – спросил
Богой подозрительно.
Владимир вскинул обе руки кверху:
– Пусть поразят меня боги громами и молниями… пусть я
буду ввергнут в подземный мир к Ящеру… пусть я покроюсь неизлечимой коростой,
если, взяв Киев, не сожгу в тот же день все христианские святыни и не поставлю
на главной площади большое новое капище! Там я принесу богатую жертву нашим
русским богам!
Богой смотрел исподлобья, но в глазах заблистали жадные
огоньки. Молодой волхв, его подручный, смотрел на Владимира с надеждой.
– Мы сейчас говорим не о войне, – сказал Владимир
уже мягко. – Воюют князья, а вы, волхвы, печетесь о благе народном. Это мы
деремся за сиюминутное, а вы – говорите с богами! Вы стоите за веру отцов
наших, за нерушимый покон. Так за кого же из нас двоих стоять вам, волхвам?
