Сердце едва не выпрыгивало, трепыхалось как пойманная птица.
Вот оно, сердце мира! Отсюда правили всей древней Куявией, страной преданий,
затем – Киевской Русью. Здесь сидели великие князья, где их стол назывался уже
не стол, а престол, откуда раздавались прочие столы в других городах на
кормление.
Город разросся за эти годы. Хибарки да землянки остались
только на Оболони, а по всему Подолу уже выросли добротные терема, дворища,
большие дома с клетями и подклетями. Вдоль Почайны теперь тянулись тоже терема,
сараи, и все сгрудилось так плотно, что улицы, огороженные высокими
частоколами, стали совсем узкими.
В предградье высились высокие и просторные каменные терема.
Когда покидал Киев, тут был всего один каменный терем, княгини Ольги. Тот
занимал весь двор и потому назывался дворцом, а теперь при Ярополке таких
успели настроить видимо-невидимо, они спихивали хибарки простого люда еще ниже,
забирали их места, плодились как муравьи.
Он ощутил укол ревнивой зависти. К Ярополку из Германии
наехали мастера, по их рисункам строят невиданные терема, по их наущению в
красном углу вместо русских святынь ставят иконы с чужим богом. Чужим-то чужим,
но если сделано или нарисовано красиво, то славянской душе устоять трудно…
Улицы были пусты, только в окнах он видел испуганные белые
лица. Они сразу исчезали, а большинство окон вовсе были закрыты, как на ночь,
тяжелыми ставнями.
Когда кони вынесли их на южный край, из-за высоких заборов
неожиданно полетели стрелы, камни. Одна ударила Владимира по шлему, чуть ниже –
выбила бы глаз. Войдан закричал зло:
– Ляшский конец! Здесь живут одни латиняне!
Впереди улица была перегорожена бревнами вперемешку с
дубовыми лавками, столами. Кое-где торчали наспех вбитые в землю колья. Из-за
укрытия по новгородцам били стрелами, там блистали наконечники копий, виднелись
затаившиеся люди.
– Что будем делать? – крикнул Войдан. – Ты
обещал не мстить…
– Это обещал я! – крикнул Владимир.
Войдан прикрылся щитом, заорал, перекрывая грохот камней по
железному щиту:
– Варяги?
– Да! Пусти их вперед! Этот конец города ихний.
Передай, что в полон никого не брать… Весь Ляшский конец града взять на копье!
Новгородские конники дождались подхода варягов, пропустили
вперед. Те, осатанев от долгого ждания, бросились на препятствие, врывались во
дворы, в дома, рубили всех, кого встречали. Разбросав заслон, через два десятка
саженей наткнулись на другой, еще выше, а защитников там было больше.
Кияне, принявшие веру Христа по латинскому обряду, сражались
так ожесточенно, что Владимир дрогнул при одной только мысли, что это дерется
одна улица, от силы две-три, а если бы он не расколол Киев, не столкнул бы
стороны в драку между собой, не склонил Блуда и многих бояр на свою сторону, не
переманил черный люд?
Даже из окон домов летели стрелы. Из-за заборов метали
дротики. Падал то один, то другой варяг, пораженный уже вроде бы после полной
победы. Ингельд, на ходу утирая кровь с разбитой брови, пробежал мимо. С меча
срывались капли крови.
Владимир крикнул ему бешено:
– Жечь дома! Чтобы ни одна падаль не смогла укрыться!
Убивать всех, чтобы и на племя не осталось!
Ингельд оскалил зубы как волк, подозвал двух немолодых
соратников, отдал приказы.
Пока продвигались по дуге к центру, из окон на варягов и
новгородцев швыряли горшки с цветами и нечистотами, бросали камни. Один из
воинов рухнул под ноги коня Владимира. Ручка кувшинчика, сброшенного из окна
светлицы, рассекла голову словно топором.
Рядом воин вскинул лук, но заколебался. В окне виднелась
девушка с золотой косой, красивая и разгневанная. Она что-то подтаскивала
тяжелое.
– Что застыл? – рявкнул Владимир. – Стреляй!
Воин вздрогнул, оттянул тетиву. Звонко щелкнуло, по воздуху
чиркнула стрела. Девушка в окне вскинула руки, словно взметнулось облачко
тумана под ударом злого северного ветра.
Владимир, придерживая коня, оглянулся. Она лежала лицом на
подоконнике, тугая коса свешивалась вниз, ветер уже расплетал золотые пряди.
– Красивая была, – услышал он сожалеющий голос.
– Не иначе, дочь хозяина…
– А раз так, – сказал Владимир в тон, – дом
разграбить и сжечь! Завтра убивать уже будет нельзя, город под моей защитой, но
сейчас – пока этот край города еще Ярополков – убивайте, убивайте, убивайте!
Перед богами я за всех в ответе. Не только тех, кто с мечом, но и кто бросит
враждебный взгляд, скажет дурное слово… Если не сумеете убить всех, то хотя бы
убейте на Ляшской улице как можно больше. Сегодня можно все!
Глава 13
Грохот двух десятков копыт гулко отдавался по городу. За
Владимиром молча неслась его верная охрана, самые преданные, отобранные им
самим. Он все поторапливал коня, наконец вихрем пронесся до самого детинца.
Крепостица внутри города хранила молчание. Мост опущен, веет запустением, хотя
бревна в два обхвата – свежие, еще смола стекает, недавно перестилали, да и
зубья наверху блещут янтарной чистотой. А пусто потому, что любая вещь без
человека – мертва.
Жеребец бодро пошел через мост. Загрохотали копыта по
деревянному настилу, дальше подковы пошли высекать искры по булыжной мостовой.
Сзади не отставали дружинники, за ними – воеводы новгородские. Те не могли сдержать
торжествующих ухмылок. Покорился неприступный Киев! Покорился тем, кого еще
вчера свысока называл лапотниками…
Двор пуст, в дальнем углу маленькое требище. Белая
сгорбленная фигура сидит одиноко на камне. Вместо вечного огня багровеют угли,
подернутые пеплом. Старый волхв неподвижным взором смотрит на жертвенный
камень.
– Слава древним богам! – сказал Владимир
громко. – Это они даровали нам победу. Отец, собери помощников. Работы
будет много! Мы – люди русские, сегодня же принесем богатые жертвы.
Волхв с усилием поднял голову. Мертвенное-желтое лицо,
сморщенное как печеное яблоко, пробудилось к жизни. Он был стар настолько, что
казался высохшим крылом летучей мыши, но голос прозвучал хоть и с усилием, но
это был голос все еще сильного человека:
– Княже… Ты истинно русский князь… Храни веру отцов…
Она не предаст…
– Только верой отцов мы крепки, – заявил Владимир
клятвенно. – Я поклялся, что сразу же велю заложить огромное требище возле
княжьего терема. Всех наших богов поставим, чтобы видели, как чтим их и славим!
– Княже…
– А христиан, бахметцев и иудеев гнать! –
распорядился Владимир. – Они у меня вот где сидят!
Он ткнул себе в горло растопыренными пальцами, отведя
большой палец в сторону, так что горло оказалось посредине. При этом ладонь
вывернулась кверху. Из дружины никто ничего необычного не заметил, но глаза
старого волхва расширились от изумления. Он попытался вскочить, сгорбленная
спина не дала, и он повалился к копытам белого жеребца:
