– Едва-едва успел. Как ты и велел, перебросил дружину
верных тебе северян прямо к детинцу. Сейчас перекрыты все входы-выходы к твоему
и десятку других боярских теремов. Хотя, думаю, тут ты остерегаешься зря…
Владимир зыркнул очами, покраснел от гнева, но перевел дух,
смолчал. Тавр с любопытством смотрел, как молодой князь умело смиряет свой
необузданный нрав.
– Пора, – сказал Владимир наконец, – пора с
варягами кончать.
– Как?
– Не так, как собираются они.
– Княже… Ты не чересчур подозрителен?
– А с какой стати Ингельд сегодня велел киян не
трогать?
Тавр хмыкнул:
– Так они и послушались!
– Больше половины почему-то послушались. И собрались на
ночь в его тереме. Весь двор забили, как сельди в бочке. А чем он сумел их
сманить?
Тавр внезапно стал серьезным.
– Если викинг отказывается от грабежа, то лишь для еще
большего грабежа. Верно, сегодня ночью впервые не затевали драк, не напивались.
Я проверил! Мои люди наблюдают за двором Ингельда с трех сторон.
Владимир стиснул кулаки. В усталых глазах с красными белками
блеснула злость.
– Я сам не красна девица, много во мне обид и ярости,
но перед викингами я вовсе овечка! Это сила темная, звериная. Это волки зимой,
у них сила туров, а драчливость псов! Ладно, боярин… Говорлив я стал к утру. Не
к добру это. Где большая дружина?
Тавр раздраженно дернул плечом:
– Со всем новгородским войском! Разбрелась по
Предградью. Отдыхают от войны, бражничают.
– Эх! Не мужи… Где вы, витязи Святослава? А малая?
Тавр хмуро улыбнулся:
– Малая на месте! До последнего человека. У Войдана
один ответ: наотдыхаешься, мол, на том свете, где черное солнце светит. Да и
людей подобрал таких, что как огненные змеи смертью дышат.
– Побольше бы таких… Да где взять? Тавр, из малой
никого ни на шаг, а из большой собери всех, кого сможешь. Только тихо, общий
сбор не объявляй. Нельзя, чтобы хоть кто-то заподозрил, что вот-вот бывшие
союзники передерутся.
– А лучников? – спросил Тавр.
– Само собой!
Тавр улыбнулся:
– Уже велел расставить их по стенам. А лучших отбираю
сейчас, дам самострелы и посажу на той стене. Оттуда весь двор как на ладони!
Мышь не укроется.
Владимир тяжело встал, едва не опрокинув стол, пошел к окну,
зевая и почесывая волосатую грудь крепкими, как копыта, ногтями. В окно падал
яркий солнечный луч, в нем танцевала мелкая пыль.
– Где? Что-то не зрю.
– В укрытиях. Ждут, когда подам знак.
– Ты подашь? – усмехнулся Владимир. Черные глаза
предостерегающе сузились.
– Княже, – сказал Тавр очень серьезным
голосом, – настал самый грозный час! Ты знал, на что шел, призывая
викингов. Теперь пришла пора платить! Наши союзники пострашнее Ярополка.
Сегодня мы все висим на тонкой ниточке! Я хочу стоять с тобой рядом.
– А в петле рядышком не хошь?
Тавр ответил твердым взглядом:
– Если ты повиснешь, мне ее не избежать.
Владимир помрачнел:
– Мы каждый день висим… Переползаем как слепые кутята из
одной беды в другую. А ежели прыгаем, то из огня в полымя… Впрочем, разве жизнь
без риска лучше? Как у коровы, которую дергают за вымя все, кто хочет. Но и
коров пущают под нож. Так не лучше ли идти навстречу? Ладно, зови ярла.
– Сейчас?
Владимир усмехнулся:
– Я не хочу, чтобы у твоих лучников свело руки.
Голова ярла была гордо вскинута, когда вошел в Золотую
палату, глаза смотрели весело, пальцы правой руки лежали на рукояти меча.
На возвышении, где располагался киевский стол, превысший
стол, или проще – престол, уже сидел Владимир. За спиной стояли воеводы, бояре,
из боковых входов поспешно входили уцелевшие киевские бояре, бывшие сторонники
Ярополка, одни так и не выехали из Киева, другие успели вернуться из Роденя.
Теперь робко посматривали на гордых победой новгородцев, еще не зная, чего
ждать от завоевателей, для чего званы.
– Приветствую тебя, конунг! – сказал Ингельд
весело.
– Приветствую и тебя, ярл. Сердце мое радуется, видя
такого отважного воина, сильного и смелого, как Тор!
Ингельд улыбнулся широко и открыто. Киевский конунг говорит
то, что думает, это заметно. Он сам показал себя воином отважным и умелым, а
ревнивые к чужой славе викинги сразу признали хольмградца равным и более чем
равным. Такой конунг умеет ценить отвагу и в других.
– Благодарствую, конунг. Я счастлив служить человеку,
который первым бросается в бой и последним из него выходит. Скажу по чести, уже
даже в моей родной Свионии не каждый конунг так поступает! Я слушаю тебя,
конунг.
Владимир чуть подался вперед. Воеводы и бояре ловили каждое
слово нового великого князя. Он сказал раздельно, держа глазами мужественное
лицо ярла:
– Мы благодарим ярла, что помог нам взять киевский
стол. Я распорядился сегодня же выдать плату на всех, считая и погибших. На
Днепре уже стоят пригнанные для вас новые ладьи взамен потонувших. Для
уцелевших сейчас подвезли новые ветрила, весла, якоря. Грузят припасы на
дорогу… Когда ярл намеревается вывести своих людей из города?
Ингельд вздрогнул. Он знал, что хольмградский конунг должен
будет рано или поздно задать этот вопрос, но он не должен был успеть это
сделать! Собрать плату по две гривны с человека – деньги огромные. Надо десятки
сборщиков, да и то пройдет не меньше двух-трех недель… Откуда у него вдруг
появились деньги? Так внезапно?
В глазах конунга Вольдемара мелькнул огонек торжества, и ярл
внезапно вспомнил неясные слухи про иудеев. Вольдемар, как говорили, делал все
наоборот тому, что свершал его великий отец. Тот разгромил Хазарский каганат,
где правили иудеи, а этот приютил их общину, тот иудеев развешивал на всех
деревьях, а этот берет у них деньги… Так вот почему он сумел так быстро собрать
плату!
Ярость ударила в голову. Когда дошло время делить добычу,
отважные викинги снова оказываются лишними! Он заставил себя сдержаться,
заговорил нарочито медленно, загоняя гнев вовнутрь горящего сердца:
– Зачем спешишь, конунг? Мои люди еще не отдохнули.
Покинем город, как только я смогу собрать их всех.
Тавр громко удивился:
– Ничо себе отдых! Они ж без сна носятся по городу,
вышибают двери, лезут в окна, взламывают подполы, распинают людей на воротах и
заборах…
Ингельд ответить не успел, вмешался Владимир. С напускным
сочувствием сказал:
