Она закрыла глаза. На шее часто-часто билась голубенькая
жилка, веки трепетали, как крылья бабочки на ветру. По горлу прошел комок, она
судорожно сглотнула. В толпе послышались жалостные вздохи.
Верховный волхв приблизился, неспешно принял нож из руки
помощника. Солнце тускло блеснуло на отполированном кремниевом лезвии. Одной
рукой он придержал девушку за лоб, другой занес руку с ножом:
– Во славу великого Сва…
Владимир вскинул руку и грянул звонким сильным голосом:
– Стойте!
Верховный задержал руку в воздухе, изумленно оглянулся.
Волхвы зароптали, бросали на князя недовольные взгляды. Тавр кивнул охране
князя, те сразу изготовились к короткой резне.
– Стойте, – повторил Владимир спокойнее, но все
тем же сильным голосом, чтобы его слышали все. – Священны обычаи предков,
не в воле человека их нарушить! Никто не должен мешать волхвам исполнять их
обряды. Это князь служит людям, а волхвы – богам. Но Киев взят копьем нашим, мы
– победители! Потому лишь наши волхвы могут приносить жертвы у этого священного
камня и выполнять волю богов!
За его спиной послышалось движение. Он чувствовал по
приглушенным голосам, что близкие к нему люди уже угадали, что он задумал,
быстро придумывают, что делать дальше.
– Слушайте все! – возвысил Владимир голос почти до
крика. – Боги оскорбятся, если им будут приносить жертвы побежденные, а не
победители. Посему повелеваю. Священные обряды нашим богам будут блюсти волхвы,
прибывшие с моим войском!
Борис вышел, тяжело ступая, и, зыркая по сторонам, неспешно
снял с пояса короткий топор с широким лезвием. По синеватому металлу бежали
замысловатые знаки. Повертел топор в руках, блестя железом, внезапно
размахнулся и высоко швырнул над головой в воздух.
Верховный волхв вздрогнул, отпустил девушку и попятился. В
толпе везде были задраны головы, все следили за блистающей в небе искоркой.
Блеск вдруг стал ярче, и вот уже осколок солнца падает с
небес, свистит и воет, распарывая воздух!
Борис поймал за топорище высоко, провел по воздуху, едва не
коснувшись земли, снова вскинул и задержал в задранной руке. Повертел чуть,
снова швырнул вверх. В толпе пошли шепотки, только древние старики помнили об
этом древнем обычае выбирать жертву. Аксиномантия – гадание топором, в те
времена князь и волхв были в одном лице…
Верховный волхв нахмурился, что-то сказал помощнику. Тот
шагнул в сторону, но там люди Тавра его скрутили и уволокли. Еще двое рослых и
с опущенными забралами подошли к верховному и стали по бокам. Их сопение было
угрожающим.
Парень с надеждой смотрел на кувыркание топора, а девушка
наконец подняла голову, непонимающе обводила толпу расширенными глазами.
Борис ухватил топор и вдруг закричал пронзительным, как у
болотной птицы, голосом:
– Вот кого Сварог избрал! Вот они!
Толпа испуганно расшарахнулась перед указующим топором. В
одиночестве оказался осанистый мужчина, а при нем хорошо одетый, упитанный
парень в богатой одежде. Варяжский гость по имени Федор, богатый купец с сыном,
они часто ездили через Русь в страны Востока, возили товары. Его многие знали,
не любили за заносчивость и скверный нрав. С каждой поездкой он становился
толще, наливался дурной кровью, одевался ярче и богаче. На этот раз явился с
сыном, явно готовится передать ему дело. Оба при виде топора побледнели и
вытаращили глаза. Что за игру придумал князь, захвативший Киев?
Варяг не успел раскрыть рот, как к нему подскочили, заломили
руки. Он пришел в себя и начал вырываться только у жертвенного камня, а его
сын, здоровый, как молодой бык, даже и не пикнул: Кремень втихомолку шарахнул
его кистенем в висок.
– Сварог требует жертву немедля! – гаркнул Борис.
Варяга спешно растянули десятки рук, запрокинули голову,
вцепившись в пышные волосы. Борис выхватил у верховного каменный нож, ударил по
горлу. Кровь брызнула горячим дымящимся фонтаном. Борис быстро подставил чашу.
Среди волхвов оцепенение сломалось, кто-то громко возроптал.
Борис торопливо передал чашу ближайшему дружиннику, ударил лезвием по горлу
сына варяга, того распяли так, что едва не разрывали на части.
Владимир, привстав на стременах, зорко осматривал необъятную
толпу. Потрясенные, однако лица светлеют, по-новому начинают посматривать на
чужаков-новгородцев. Эти лапотники, угождая их общему русскому богу, своих
соратников не пожалели! Да оно ж, ежели поглядеть, и лучше так. Чужие что, еще
придут, а свою кровь лить как-то жалковато, если можно не лить или заменить…
Борис сорвал с окровавленной шеи варяга большой золотой
крест на цепочке. В толпе пошел ропот, не слишком громкий, а Борис с размаху
швырнул крест в пыль, плюнул вслед. У сына варяга крест оказался меньше,
серебряный, зато с дорогими камешками. Борис бросил его под копыта коня
Владимира.
– Зришь, княже, – сказал он с подъемом. –
Сварог видит, кого избрать! Крови своего народа не желает видеть, а эти двое
были нечестивцы вдвойне. Они даже своего бога забыли, начали поклоняться
чужому!!!
Из толпы крикнули:
– Верно! Он даже от своего имени варяжского отказался!
Тьфу!
– Верно!
– Сам Сварог направлял топор!
– Живи и здравствуй, княже!
– Слава великому князю Киевскому!
Владимир наклонил голову, пряча усмешку. Сердце стучало
ликующе. Гридни подняли девушку, повели от камня к толпе. Кто-то надел ей на
голову венок с цветами. В передних рядах она затерялась, только водовороты
человеческих тел показывали ее движение. Парень бросился за ней, но ему мешали,
обнимая, хлопали по спине и плечам, даже целовали.
Владимир медленно повернул коня, стараясь, чтобы каждое его
движение осталось в памяти людской. Пусть запомнят, как вчерашний новгородец, а
ныне великий князь Руси защищает свой народ, свою старую веру, бережет жизни
даже самых малых и беззащитных. Да, город разгромили, но все-таки город
пришлось брать приступом и осадой, сейчас город уже под его не только могучей, но
и справедливой дланью. Пусть видят его власть, сравнивают с княжением
высокородного Ярополка! И пусть скажут, чье княжение лучше.
Киев бурлил как разворошенный муравейник. Квадратные паруса
драккаров еще не исчезли за поворотом реки, а высыпавшие на улицы люди спешно
растаскивали тлеющие бревна, слышался стук плотницких топоров, мычание скота.
По теплому пеплу еще шныряли любители поживы, но Владимир велел их имать и
нещадно вешать за ребра на въезде в город.
Поймали и лесных братьев, что грабили только богатых, бедных
не трогали. Это и понятно, подумал Владимир насмешливо. Расчет простой: проще
ограбить одного богатого, чем десять бедных. В этом истинная подоплека всех так
называемых благородных разбойников.
